«Навредят нам чрезвычайно»

Вдохновенные выступления зарубежных коммунистов, вернувшихся весной 1919 года в свои страны из Москвы с первого конгресса Коммунистического интернационала, спровоцировали некоторых их эмоциональных соотечественников на помощь первому пролетарскому государству не только криками на митингах, но и реальным делом.

В апреле 1920 года несколько норвежцев отправились в Советскую Россию бороться с хозяйственной разрухой. Но столкнулись прежде всего с «разрухой в головах», как говорил булгаковский профессор Преображенский.

3 августа Г. Е. Зиновьев, председатель исполкома Коминтерна, отправил письмо ответственному секретарю ЦК РКП(б) и народному комиссару финансов РСФСР Н. Н. Крестинскому с пометкой «очень спешно», в котором сообщал:

«С первыми группами прибывших к нам на работу иностранных рабочих произошло нечто неслыханное. Вот факты:

1) 27-го апреля в Петроград прибыли 15 норвежских рабочих, знающих горную работу. Петроградским Советом Союзов они были направлены 12 мая в Москву в распоряжение Всероссийского Центрального Совета Профессиональных Союзов для переправки на юг или на Урал.

ВЦСПС передал их в Комитет по Трудовой Повинности, где у них прежде всего отобрали паспорта, затем началось ожидание. В конце концов на Урал их отказались отправить, объяснив это тем, что, как утверждают норвежцы, “на Урале неспокойно”.

В результате получилось, что почти целиком предоставленные самим себе норвежцы без всякого смысла просидели в Москве с 13 мая по 4 июля, продали все, что у них было (потому что голодали), ожесточились и с таким настроением вернулись в Петроград без паспортов, так как последние оказались в Особом Отделе и некому было озаботиться, чтобы они были возвращены владельцам».

Весь июль Петроградский Совет Союзов тщетно пытался вызволить эти паспорта из Москвы. Норвежцы решили, что их пытаются насильно задержать в России, так как они и в Москве и в Петрограде недвусмысленно заявили, что хотят вернуться в Норвегию, чтобы рассказать о «советских порядках».

«Положение таким образом создается совершенно невозможное,— писал Зиновьев.— Петроградскому Совету Союзов удалось до известной степени отвлечь внимание норвежцев от паспортного вопроса и даже заинтересовать их в работе в Петрограде. Возможно, что теперь они останутся здесь все, но паспорта нужно получить как можно скорее во избежание скандала».

О столь же тяжелой ситуации с еще одной группой норвежских рабочих, оказавшихся в Москве и вкусивших советских порядков, Г. Е. Зиновьеву сообщил Фриз — представитель Норвежской рабочей партии в Коминтерне:

«Они — живые тени: голодны, оборваны, больны, озлоблены. С ними обращались самым чудовищным образом: формализм, волокита и пр.».

Эта группа также собиралась вернуться на родину, чтобы рассказать о пережитом.

«Два десятка таких агитаторов против нас,— писал Зиновьев Крестинскому,— навредят нам чрезвычайно».

И предлагал при помощи норвежских и шведских коммунистов убедить норвежцев остаться, устроить их в Питере в сносных условиях на работу, а виновных в «негостеприимстве» предать суду. А главное — немедленно созвать комиссию для разработки плана эмиграции и размещения иностранных рабочих в стране Советов.

«С первыми группами прибывших к нам на работу иностранных рабочих,— писал Зиновьев (на фото),— произошло нечто неслыханное»

Фото: Corbis via Getty Images

«Невежественное недоверие»

Прежде всего имелись в виду рабочие, еще задолго до революции уехавшие из России по разным причинам — кто за более высоким заработком, кто из-за политических или религиозных преследований — и достигшие высокой квалификации за прошедшее время.

В Соединенных Штатах Америки, например, в 1920 году жили 1,4 млн иммигрантов из России. Немалая их часть с восторгом отнеслась к Октябрьской революции. Пропагандистская деятельность работников Бюро советского представительства в США, открывшегося в марте 1919 года, от месяца к месяцу увеличивала число желающих увидеть обновленную родину. Летом 1919 года в Соединенных Штатах и Канаде по инициативе русских эмигрантов — рабочих и техников — возникло Общество технической помощи Советской России (ОТПСР). В его планах была организация групп эмигрантов, способных оказать помощь в восстановлении народного хозяйства страны.

4 ноября 1920 года Л. К. Мартенс, официальный представитель РСФСР в США писал заведующему подотделом Отдела стран Антанты и Скандинавии НКИД РСФСР С. Б. Нуортеве:

«Наш “Паблисити департамент” работает с большим успехом… “Совьет Раша” увеличивает свою циркуляцию с каждой неделей, и последний номер мы напечатали уже в количестве 25 000 экземпляров, причем у нас почти совершенно нет “возвратов” и бесплатной рассылки…

В течение последнего времени мы отправили в Москву несколько запросов очень важного характера, на которые нам желательно было бы получить определенные ответы по возможности скорее. Я прилагаю при сем копии этих запросов, касающихся — 1) вопроса о паспортах, 2) эмигрантов, желающих ехать в Россию…

Сегодня я еду в Сан Луис, Миннеаполис и Чикаго, где я буду выступать на митингах, организованных Медицинским комитетом помощи Советской России».

В конце 1920 года из Америки в Москву прибыли 225 реэмигрантов. Среди них были группы металлистов, деревообделочников, швейников, сельскохозяйственных рабочих. Каждая группа была единым производственным коллективом, готовым сразу приступить к работе. Но в первые недели американцам предложили заняться ремонтом гостиниц и общежитий, в которые их поселили.

65 рабочих-автомехаников, из них 35 были коммунистами, мечтали организовать изготовление и ремонт автотракторных частей и автомобилей. Они, многие годы проработавшие на предприятиях Форда, Беккера, Келли, приехали со своими ценными инструментами. Группа была подобрана с таким расчетом, что могла в кратчайший срок наладить производство.

Американцев отдали в распоряжение автосекции Моссовнархоза. Там пообещали найти подходящий завод. Через несколько недель бесплодного ожидания некоторые реэмигранты начали устраиваться на работу индивидуально. Лидерам группы пришлось обратиться с письмом к председателю Совета народных комиссаров РСФСР В. И. Ленину. Только после его вмешательства для американцев наконец-то нашлись два завода на выбор: «Русский Рено» в Петрограде и АМО в Москве. Реэмигранты выбрали АМО, так как «Рено», наполовину эвакуированный в Рыбинск, не имел ни литейного, ни кузовного цехов, а АМО был лучшим по оборудованию заводом страны.

Но председатель коллегии заводско-технического отдела Центральной автосекции ВСНХ Ф. Д. Будняк заявил американцам, что они не получат АМО. Американские коммунисты опять пожаловались Ленину.

По его поручению, 25 февраля 1921 года вопрос «о передаче группе американских реэмигрантов завода АМО для организации образцового производства по американской системе» рассмотрели на заседании Совета труда и обороны. Ленин раскритиковал чиновников за «невежественное недоверие к новым начинаниям» и предложил пойти навстречу американцам.

«Такой завод,— убеждал он,— может быть показательным и для наших хозяйственников, и для наших рабочих, работа американцев может научить и тех и других, показав им, как мы должны работать в Советской России».

СТО постановил передать АМО в непосредственное управление американцам. Счастливые реэмигранты обещали наладить массовое производство новых автомобилей.

Президиум ВСНХ и все соответствующие правительственные органы приняли на себя обязательство обеспечить завод топливом и всеми производственными материалами.

«Техническая помощь Соединенных Штатов и Канады нам крайне нужна»,— писал Ленин (на фото — цех фабрики «Профинтерн». Москва, 1922 год)

Фото: РИА Новости

«800 новеньких блестящих лимузинов»

А число желающих вернуться в новую Россию росло как на дрожжах. К началу февраля 1921 года в РСФСР было зарегистрировано 2287 реэмигрантов, среди которых было более 300 коммунистов. Из США сообщали, что отправки на родину ждут более 100 000 человек.

Нужно было принимать срочные меры для упорядочения приема приезжающих. 1 марта 1921 года Совет народных комиссаров РСФСР принял постановление о реэмигрантах-рабочих из Америки, в котором предписывалось:

«Передать всю техническую работу по организации приема и размещения прибывших из Америки рабочих в Наркомвнудел, предложить выделить для этой цели специальную комиссию с обязательным приглашением в состав ее представителей от Московского Совета и Народного комиссариата труда, а в Петрограде представителя от Петроградского Совета».

В Москве и Петрограде приказывалось открыть приемно-пропускные пункты (цэдома — центральные эмигрантские дома), которые должны были стать «базами собирания, формирования и распределения прибывающей рабочей силы».

«В цэдомах вводятся,— говорилось в постановлении,— бронированный паек применительно к нормам рабочего снабжения; организуются Народным комиссариатом внутренних дел по соглашению с Народным комиссариатом здравоохранения медицинские пункты, дезинфекционные камеры, бани, прачечные и т. п.».

В первые два месяца реэмигранты освобождались от трудовой повинности — им полагался отпуск для устройства хозяйственных и семейных дел.

Ответственность за все дело эмиграции американских рабочих была возложена на Народный комиссариат труда (НКТ), который обязали кратко отчитываться в Совнаркоме не реже одного раза в месяц.

Еще в феврале 1921 года НКТ отправил в Стокгольм официальному представителю РСФСР письмо, в котором сообщалось:

«Организованная при НКТ Государственная Комиссия по переселению иностранных рабочих в Советскую Россию, признавая нежелательным и невозможным допускать в настоящее время массовую иммиграцию иностранных рабочих, в то же время считает крайне важным и ценным в деле нашего хозяйственного строительства привлечение из заграницы отдельных высококвалифицированных рабочих сил… При этом следует посылать только тех, которые дадут обязательство работать в России не менее года и на выдержку и устойчивость которых можно будет положиться».

Прежде всего в Москве ждали швейников, так как в стране почти прекратилось изготовление гражданской одежды. Объединенный профсоюз швейной промышленности США отправил в Россию 120 человек и оборудование на сумму свыше $100 тыс. Они организовали Русско-Американскую индустриальную корпорацию и подписали договор о передаче ей нескольких фабрик в Москве и Петрограде. Так в столице появилась первая механизированная швейная фабрика гражданского платья, представлявшая собой образцово-оснащенное предприятие. Привезенное реэмигрантами оборудование состояло из различных машин, до этого не применявшихся в России, как, например: для прометки петель, строчки и обделки бортов и лацканов, пришивки пуговиц, электрических машин для раскроя, газовых гладильных утюгов и паровых утюжильных прессов.

«Такой завод,— писал Ленин,— может быть показательным и для наших хозяйственников, и для наших рабочих, работа американцев может научить и тех и других» (на фото — работа завода АМО в режиме «дикого ремонта». Москва, 1922 год)

Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ

11 августа 1921 года Ленин отправил Обществу технической помощи России в США и Канаде благодарственную телеграмму, в которой напомнил об особенностях ситуации в стране Советов:

«Техническая помощь Соединенных Штатов и Канады нам крайне нужна. Если посылать отряды без предварительного сговора о выборе места поселения, фабрики и прочее, то необходимо снабжать отряд на два года продовольствием, одеждой и прочее.

Необходимо считаться с теми трудностями, которые в России есть, которые надо преодолевать, затруднения продовольственные и другие. Люди, едущие в Россию, должны быть к этому готовы. Необходимо руководствоваться указаниями Отдела промышленной эмиграции при ВСНХ, инструкции которого вам высылаются. Лучше всего посылать сначала делегатов для осмотра у нас на месте земельных участков для поселения, лесных участков, рудников, фабрики и т. п. для взятия в аренду».

Не обо всех трудностях сообщил Ленин зарубежным рабочим. Глава советского правительства «позабыл» сообщить, что «затруднения продовольственные» — это голод. О десятках других проблем рассказали журналисту М. С. Симховичу американцы, взявшие в аренду завод АМО.

Несамостоятельность социалистического предприятия не давала возможности развернуться: потребности Центрального управления государственных автомобильных заводов (ЦУГАЗ) удовлетворялись государством лишь на 50%, а ЦУГАЗ, в свою очередь, удовлетворял потребности завода АМО, находившегося в его подчинении, лишь на 37%. В итоге наладить производство новых автомобилей оказалось невозможно. И при американцах так же, как и раньше, на АМО рабочие занимались лишь «диким ремонтом» — ковыряясь в старых машинах 40 различных марок, собирали из нескольких разбитых одну жизнеспособную.

Когда же в 1922 году на заводе решили, что только американские «Уайты» спасут его финансовое положение, и ударными темпами восстановили десятки довоенных грузовиков, оказалось, что они никому не нужны.

«Потребности ведомств в машинах,— писал М. С. Симхович,— были удовлетворены в течение 1922 года автомобилями, ввезенными из-за границы… 800 новеньких блестящих лимузинов и добротных грузовиков-иностранцев после долгого перерыва перешли границы Советской страны и покатились по ее ухабистым дорогам и булыжным мостовым. Председатели трестов, правленцы и директора жадно приобщались к “последнему слову” технической культуры Запада и презрительно отворачивались от каких-то восстановленных довоенного времени автомобилей».

Начались простои, перебои с зарплатой, конфликты в профсоюзной и партийной организациях. Многие реэмигранты не выдержали всего этого и в течение 1923 года покинули завод, а некоторые и страну.

«Если это дело удастся,— писал Ленин,— то в каждом уезде мы сможем иметь хотя бы одно показательное сельское хозяйство с американской техникой» (на фото — колонна тракторов, привезенная из Соединенных Штатов. Тойкино, 1922 год)

Фото: РИА Новости

«62 тысячи рублей за доллар»

Еще одной серьезной проблемой для реэмигрантов был обмен валюты на рубли. Весной 1921 года прибывшие в РСФСР американцы привезли с собой $446 тыс. (для сравнения — автомобиль «Форд-Т» тогда в Соединенных Штатах стоил $300).

«Когда мы приехали в Либаву,— писали они в сентябре 1921 года Ленину,— нам было заявлено Советским представителем, что денежная система упраздняется и мы должны сдать иностранную валюту Советскому представителю по 1500 за американский доллар. Но по приезде в Советскую Россию мы убедились, что денежная система далеко не упразднена, и эмигранты очутились в очень печальном положении».

Они просили выплатить им за сданные доллары по официальному курсу.

28 сентября 1921 года нарком финансов Н. Н. Крестинский направил в Политбюро ЦК РКП(б) мнение Наркомфина по этой проблеме:

«Коллегия НКФ, обсудив всесторонне вопрос о возмещении реэмигрантам разницы в курсе долларов (офиц.1500 — рыночным), пришла к выводу, что 1) политическая сторона этого вопроса требует все же даже при явном ущербе для республиканской казны пойти на частичное удовлетворение претензии».

В марте 1921 года рыночный курс доллара был около 15 тыс. рублей за доллар. Но летом он вырос более чем в два раза. И, если считать доллар по 30–34 тыс. рублей, реэмигрантам следовало выплатить более 15 млрд рублей. Такой расход Крестинский назвал «непосильным для нашей кассы».

«Ныне,— рассуждал Крестинский,— официальный курс доллара не 34, а 62 тысячи рублей за доллар (а рыночный 100 000 за 1 доллар), почему удовлетворение их по условному официальному курсу может повлечь в дальнейшем с увеличением официального курса предъявление все новых и новых требований о доплате. Коллегия НКФ признала возможным в виде исключения оплатить претензии этих групп реэмигрантов по среднему официальному курсу, существовавшему к моменту сдачи долларов, т. е. по 15 тысяч рублей, и выдать таким образом разницу между курсом в 1500 рублей и 15 000 рублей, т. е. доплатить по 13 500 рублей за сданный доллар».

К началу следующего года скандалов и конфликтов, связанных с реэмигрантами, накопилось так много, что НКИД РСФСР, отвечая 6 февраля 1922 года замнаркому по делам национальностей РСФСР О. Я. Карклину на его письмо о реэмиграции евреев из США, заявил:

«Число русских и еврейских эмигрантов в Америке так велико, что возвращение их в Россию может создать значительные транспортные затруднения. Кроме того, по опыту Наркоминотдел знает, что многие из этих эмигрантов, привыкшие к другой обстановке и другим условиям жизни, плохо акклиматизируются в России и через некоторое время требуют разрешения на обратный выезд в Америку со ссылками на приобретение ими американского гражданства… Ввиду вышеизложенного Наркоминодел считает необходимым оставаться при прежнем решении и реэмиграции в настоящее время не допускать».

Но колоссальная помощь иностранцев, и особенно американцев, в борьбе с голодом, охватившим Россию в 1921–1922 годах, сыграла свою роль в том, что советские границы вновь открылись для реэмигрантов и иммигрантов из США и Канады.

28 ноября 1922 года была создана Постоянная комиссия СТО РСФСР по урегулированию сельскохозяйственной и промышленной иммиграции. В ее обязанности входили: «подготовка сельскохозяйственных и промышленных предприятий, а равно пустующих земель, на коих возможно и желательно использование иммигрантов»; их прием в портах и приграничных станциях; «содействие по транспортированию иммигрантов и привозимых ими машин и прочего имущества на место назначения»; содействие иммигрантам по предоставлению им кредита, необходимых материалов и разного рода льгот.

В. И. Ленин с восторгом воспринял эту инициативу.

«Если это дело удастся,— писал он Президиуму ВЦИК,— то в каждом уезде мы сможем иметь хотя бы одно показательное сельское хозяйство с американской техникой, чему я придаю огромное значение».

В советских газетах появились статьи о совершенно исключительных успехах, достигнутых уже имевшимися в России иностранными коммунами и тракторными отрядами. Специальной комиссией, писали они, была установлена отличная работа отряда во главе с Гарольдом Вэром, в совхозе Тойкино в Пермской губернии, и прекрасно себя показали нью-йоркская коммуна в Кирсановском уезде Тамбовской губернии и Первая Канадская сельскохозяйственная коммуна в селе Мигаево (Тираспольский уезд Одесской губернии).

С 1922 по 1926 год советские иммиграционные учреждения направили на работу в промышленность и сельское хозяйство свыше 10,5 тыс. человек. К середине 1926 года в СССР существовало около 30 сельскохозяйственных коммун и артелей зарубежных трудящихся, из них 17 были зарегистрированы в РСФСР и не менее 10 — на Украине.

Примерно 70% членов иммигрантских коммун приехали из Америки, 30% — из европейских стран.

«Мы чувствуем себя здесь, – говорили члены коммуны “Герольд”,— похороненными заживо, лишними, никому не нужными людьми» (на фото — члены коммуны «Герольд» получают трактор «Фордзон-Путиловец». Московская область, 1925 г.)

Фото: РИА Новости

«Все серо, угрюмо и буднично»

Но без неприятностей и даже трагедий не обошлось и тут. Коммуне «Калифорния», в которую входили молокане и духоборы из Сан-Франциско и Ванкувера, выделили участок в Сальском округе Донской области с очень плохой водой. Кроме того, он был мало пригоден для широкого развития зернового хозяйства (солонцы) и очень удален от железнодорожной станции, при полном отсутствии устроенных грунтовых дорог. А близость заболоченной речки Егорлык породила массовое заболевание малярией. Несколько реэмигрантов умерли, а некоторых разбил паралич.

16 канадских рабочих покинули «Калифорнию» и переселились в Кубано-Черноморскую область, где арендовали совхоз, образовав коммуну «Америка». Еще несколько человек распылились по России. А за океан улетели письма, в которых реэмигранты отговаривали своих единоверцев приезжать в СССР.

В 1924 году коммуне предоставили другую землю — в Ростовском округе Донской области. Отвечавший за ее переселение М. Д. Звонарев, заведующий подотделом госземимуществ управления уполномоченного Наркомзема РСФСР на юго-востоке России, докладывал уполномоченному Наркомзема в апреле 1924 года:

«В связи с тем, что участок представляет из себя исключительно удобные и плодородные земли, что через него проходит полотно железной дороги, станция в четырех верстах от усадеб коммуны, климат здоровый и весь участок представляет культурный вид, моральное состояние коммуны значительно повысилось, вера в благоприятный результат их работ крепнет и нет ни малейшего желания ни одного члена коммуны при данных условиях уйти из коммуны».

Не всегда были рады «понаехавшим» местные жители. В отчетах Постоянной комиссии СТО по урегулированию сельскохозяйственной и промышленной иммиграции была даже специальная рубрика «Взаимоотношения с местным населением». Так, в отчете от 28 августа 1925 года сообщалось:

«Если в первое время крестьяне относились к коммунам скептически, если не враждебно, то с течением времени, когда коммуны своей работой и оказанной местному населению помощью заслужили внимание со стороны населения, картина значительно изменилась к лучшему…

Коммуны принимают деятельное участие в общественной и культурной жизни деревни и оказывают посильную помощь местному беднейшему населению.

Все это показывает, что большинство коммун приспособилось к условиям сельского хозяйства СССР, и через некоторое время могут стать образцовыми культурно-показательными хозяйствами. Весьма мало будет таких, которые потерпят неуспех и ликвидируются».

Но через пять лет, в эпоху коллективизации, некоторые из них, несмотря на огромные успехи, самоликвидировались, другие же были поглощены колхозами и совхозами.

Так исчезла знаменитая животноводческая коммуна «Герольд», основанная в Подмосковье американскими и канадскими евреями с целью «возрождения молочного животноводческого хозяйства с применением американского способа силосного кормления животных».

В 1928 году они владели 70 коровами, надои от которых были в 2–2,5 раза выше, чем в других подмосковных хозяйствах. И один член «Герольда» в среднем приносил дохода в 2,5 раза больше, чем советский единоличник или работник совхоза.

Но политические события, происходившие в стране в конце 1920-х годов, угнетающе действовали на коммунаров. Для выяснения их настроений в «Герольд» был направлен уполномоченный Центрального бюро Еврейской секции при ЦК ВКП(б). В своем отчете он писал, что члены коммуны были полностью разочарованы в своих мечтаниях, и приводил их слова:

«Мы чувствуем себя здесь похороненными заживо, лишними, никому не нужными людьми. Там, в Америке, каждый из нас был нужным винтиком в механизме, активным участником политической жизни. Мы посещали клубы, собрания, митинги. Здесь мы одиноки, все серо, угрюмо и буднично. Не так мы себе все представляли».

В 1929 году ЦУГАЗ, у которого «Герольд» арендовал 400 десятин, забрал у коммуны почти две трети земли. В 1931 году американцы и канадцы решили уехать из СССР.

И это было мудрое решение, ведь раскулачивание добралось и до реэмигрантов. Раскулачивали даже тех из них, кто был иностранным гражданином. А в годы репрессий статус реэмигранта гарантировал обвинение в шпионаже.

Страна «без буржуев и помещиков» виделась многим из них раем на земле. Но, как сообщалось в анонимном письме американского рабочего, обнаруженном на территории Сталинградского тракторного завода в ноябре 1930 года, «в самом деле в России совершенно нет такой вещи, как коммунизм».

Светлана Кузнецова