“ЗОЛОТАЯ БАБА…” Загадка неуловимого артефакта Сибири!
Священная реликвия, упоминания о которой есть даже в сагах викингов. Никто не может точно утверждать какая она, кого изображает, откуда взялась…
Версий великое множество – от статуи времён Гипербореи, до древнеегипетского или древнегреческого изваяния, каким то образом попавшего в далекую Сибирь в незапамятные времена…
Возможно, поклонение ей связано с отголосками памяти о временах матриархата…
Но что это за артефакт?
Как выглядит?
Почему её поклоняются?
Олицетворением какой Богини(или реального человека) она является?
Кто её изготовил? Почему она “неуловима”?
Не за ней ли совершил свой знаменитый поход Ермак, попутно “наведя порядок” и наказав Кучума за нарушенное слово, “безобразия и пакости”?
—————————————————————————————————хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
РАЗМЫШЛЕНИЯ У ПОДНОЖИЯ САМАРОВСКИХ ГОР.
М М. Рябий, литературный критик, кандидат филологических наук, доцент Югорского государственного университета, член Союза писателей России, лауреат литературной премии “Югра”. Автор 90 научных работ.
…Как посмотришь по сторонам вокруг, то невольно и задумаешься: а все ли так кардинально изменилось у нас в России с петровских времен? То есть по форме, может быть, и многое, а по сути? Все одни и те же проблемы..
Какой же вывод? Использовать с умом все то, что имеем? А имеем мы, в первую очередь, за нашими плечами исторический опыт.
Впервые подумалось об этом, когда попал на берег Иртыша, именно в то место, откуда берет свое начало окружной центр одного из прославленных регионов нынешней России – Ханты-Мансийск. До появления по царскому указу 1637 года Самаровского яма был центр остяцкого Белогорского княжества – Самаров городок.
…Начало 1580-х. Случилось непоправимое: сибирский правитель Кучум
позволил подчиненным себе войскам «поидоша» на русскую землю и там «велико пакость учинивша».
Расплата за нарушенное слово жить в мире с Русью не заставила себя долго ждать.
Легендарный поход казаков Ермака Тимофеевича за Урал случился на следующий год, и 26 октября 1582 года, разбив Кучума, Ермак занял столицу Сибирского ханства. По весне следующего года передовые казацкие отряды продолжили поход вниз по Иртыш
С документальной достоверностью их дальнейший путь до нынешних мест попытался восстановить с помощью «Краткой Сибирской летописи (Кунгурской)» уроженец села Самарово, крестьянский сын Хрисанф Мефодьевич Лопарев (1862—1918).
Покинув родной край, он обучался на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, стал выдающимся византиеведом, успешно занимался древнерусской историей и литературой. Не забыл Хрисанф Мефодьевич и про свою малую Родину: в конце XIX века написал книжку «Самарово, село Тобольской губернии и округа: Хроника, воспоминания и материалы о его прошлом». В ней так живописал события, разыгравшиеся в этом месте почти за 280 лет до своего рождения:
… Один из сподвижников Ермака Тимофеевича, (по некоторым сведениям, казачий «пятидесятник» Богдан Брязга) в двадцатых числах мая 1583 года подобрался близко к одному из кучумских вассалов –
«приплыл к юртам, которыми управлял самый главный остяцкий князь – Самар. Было уже недалеко до Оби, а между этими юртами и Обью находилась главная остяцкая святыня – болван в виде Нагой бабы… Восемь других сподручных князьков явилось к Самару на помощь.» (такой союз был вызван, по мнению Х.М. Лопарева, общим решением защитить свои святыни). Именно здесь находилось последнее прибежище князя, куда бы можно было перебраться в случае крайней опасности, верстах в двух от юрт, вниз по Иртышу, устроено было остяцкое укрепление, известное под названием городища, (около пароходной пристани родного села, уточняет Хрисанф Мефодьевич). «Оно расположено между высокими горами, замыкающими его с трех сторон; в XVII и XVIII веках еще были видны следы поселения в этом месте».
В книге В.И. Андросенко по этому поводу пишется так:
«Мальчику помог случай. В 1873 году великий князь, совершающий поездку по Сибири, на один день заехал в село Самарово. В честь этого события самаровские и окрестные купцы собрали по подписке три тысячи рублей с тем, чтобы на проценты от этой суммы образовать стипендию и послать в Тобольскую гимназию мальчика их Самарово или окрестных деревень. Этим стипендиатом как лучший ученик (Х.М. Лопарев учился тогда в самаровском церковно-приходском училище – примеч. автора) и стал Хрисанф Лопарев.
В 1882 году он с серебряной медалью окончил Тобольскую гимназию.»
В одном из последних исследований, посвященных Ханты-Мансийскому району, даются следующие пояснения о возможных кандидатурах руководителей этой экспедиции:
«По мнению историка Д.И. Копылова, походом в низовья Иртыша руководил сам атаман Ермак Тимофеевич, по другим версиям – поход возглавил один из атаманов Ермаковой дружины – либо Никита Пан, либо Богдан Брязга. Современные исследователи Р.Г. Скрынников и Е.К. Романдовская отрицают возможность участия в походе Б. Брязги, так как он погиб, по всей вероятности, еще в битве у Абалацкого озера».
Из летописи также узнаем: в 15 верстах от устья Иртыша казачьи струги остановились у островов, против Самарской протоки. Берег Иртыша тут был крутым и обрывистым. На самой высокой из самарских гор располагалось урочище, окруженное земляным валом. Казаки подплыли к городищу на заре, когда караулы остяков еще спали.
Х.М. Лопарев приводит интересную деталь:
«Рано утром, тихо подъехали казаки к остяцкому поселению, находившемуся на том месте, где теперь стоит церковь. Стража, поставленная Самаром, сверх ожидания, спала. Бряцания оружия и приготовления к бою разбудили остяков; поднялся поспешно и сам князь. Но что могли сделать остяцкие стрелы, когда со стороны русских неслись пули? Храбрый Самар со своими родственниками был один из первых, погибших от казачьей пули, и смерть его произвела подавляющее впечатление на всех остальных. Никто не хотел более сражаться, каждый из князьков заботился лишь о собственном спасении; безоружная горсть остяков, составлявшая население юрт, сдалась казакам. Но нужно было еще занять укрепление, для чего Богдану Брязге, невидимому, пришлось употребить более усилия. По народному преданию, дошедшему и до нас, Богдан, имевший всего 50 человек, употребил хитрость для скрытия малочисленности своего отряда: он приказал наделать чучел из всего, из чего только было возможно, и выставил их шеренгою на своих судах. Осыпаемые градом стрел, чучела покачивались, но продолжали стоять к немалому ужасу остяков, принимавших их за живых людей. А между тем пальба с русской стороны шла своим чередом, и кончилась эта перестрелка тем, что укрепление было занято казаками. На нашей памяти еще находили пули на каменистом берегу городища…».
Казаки остались в городище неделю и за это время привели к шерсти (присяге) население.
Сведения из Кунгурской летописи, написанной в конце 16 века одним из участников похода Ермака в Сибирь, безусловно, заслуживают внимания, поскольку содержат описания его экспедиции, а также ценные исторические и этнографические данные о Сибири. В пользу того, что здесь можно обнаружить достоверность в большей степени, нежели легенды и сказания, свидетельствует стиль изложения, пронизанный особенностями языка, свойственного казацкому люду. И последнее: вряд-ли Кунгурскую Сибирскую летопись издал за свой счет современным типографским шрифтом к 300-летию присоединения Сибири к Российской державе корреспондент Археографической Комиссии А. Зост, если бы посчитал ее сведения неубедительными.
… Когда-то в месте слияния Иртыша и Оби находилось языческое святилище. Возможно, здесь был возведен языческий идол, о котором молва непосвященных судила как о Золотой Бабе – именно его лицезрели казаки Ермака и защищали воины князя Самара.
Воображение рисует новые картины…
Какая она – эта Баба?
До сих пор говорится разное, а зримых изображений с натуры так никто и не представил. Одни догадки. Может кто и видел ее, а кому-то, возможно, повезет в будущем. А пока же крепко хранится тайна этой священной реликвии Белогорья. Об этом божестве мы знаем из немногих отечественных и зарубежных источников, относящихся по времени к Средневековью и эпохам Возрождения и Просвещения. Например, одна из древнейших новгородских летописей – Софийская – впервые сообщает об этом идоле в связи с кончиной в 1398 году великопермского епископа, бывшего устюжанского инока Стефана, описывая нелегкие условия, в которых протекала миссионерская деятельность этого подвижника Православия:
«Живяше посреде неверных человек, ни бога знающих, ни закона ведящих, молящихся идолам, огню и воде, и камню, и Золотой Бабе, и волхвам, и древью».
«В списке начала XVIII века сохранился текст шерстяной грамоты этого времени. Из ее содержания следует, что местные татары, остяки и вогулы, дав присягу, становились подданными русского царя. Они обязаны были «по вся лета безпереводно» платить ясак Москве, с них также брались обязательства «на русских людей зла никакого не мыслить», «не изменять, к царю Кучуму и в иные улусы не отъехать и во всем правом постоянстве стоять крепко непоколебимо до века».
.. .1517 год. Из книги ректора Краковского университета Матвея Меховского «Сочинение о двух Сарматах» европейский просвещенный мир узнает впервые о Золотой Бабе:
«За землею, называемою Вяткою, при проникновении в Скифию, находится большой идол Zlota Baba, что в переводе значит золотая женщина, или старуха; окрестные народы чтят ее и поклоняются ей; никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений: даже если у него нет ценного дара, то он бросает в жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проходит мимо».
Наконец, Сигизмунд Герберштейн, посол в Москве могущественного Максимилиана I, императора Saint empire – священной Римской империи германской нации, заинтересовавшись этим фактом, пишет в изданных 1549-ым годом «Записках о московитских делах»:
«Рассказывают, или, выражаясь вернее, болтают, что этот идол, Золотая Старуха, есть статуя в виде некоей старухи, которая держит в утробе сына, и будто там уже опять виден ребенок, про которого говорят, что он ее внук. Кроме того, будто бы она там поставила некие инструменты, которые издают постоянный звук наподобие труб. Если это так, то я думаю, что это происходит от сильного непрерывного дуновения ветров в эти инструменты. Все то, что я сообщил доселе, дословно переведено мною из доставленного мне «Русского Дорожника».
«Записки» Герберштейна выдержали в Западной Европе несколько изданий, выйдя в переводе на нескольких языках. Характерно, что в них впервые читатели могут познакомиться с изображением золотого идола. Например, на карте издания 1549 года Золотая Баба изображена стоящей в длинном платье, в простом головном уборе и с копьем в левой руке. На другой карте она уже в широкой царственной одежде поверх платья, на голове какой-то замысловатый убор, копье из левой руки переместилось в правую.
В книге, изданной в 1551 году, статуя на рисунке уже без головного убора, в довольно простой одежде. Копье снова в левой руке.
На карте 1557 года – опять новый вид. Старуха сидит на троне, в длинном просторном платье, на голове что-то вроде короны, в правой руке – жезл, подобный скипетру, а на левой сидит ребенок .
Автор художественной книги «Легенда о Золотой Бабе» Юрий Михайлович Курочкин представил целое собрание сведений о существовании этой святыни коренного населения Югры. Из него можно узнать, что в 1562 году англичанин Антоний Дженкинсон на составленной им карте России также поместил Золотую Бабу («Старуха с двумя детьми»),
сопроводив изображение ее надписью, в которой сообщил об идоле нечто новое: «Золотая Баба (Zlata Baba), то есть – Золотая Старуха, пользуется поклонением у обдорцев и югры. Жрец спрашивает этого идола о том, что им следует делать или куда перекочевывать, и идол сам (удивительное дело!) дает вопрошающим верные ответы, и предсказания точно сбываются».
Об истукане, которого зовут «Златою Бабою» и числят «за Рифейскими горами в царстве сибирских татар», сообщает в 1565 году с чьих-то слов итальянец Рафаэль Барберини – дядя римского папы Урбана VIII, предприимчивый и начитанный человек, заядлый путешественник, удостоившийся благосклонного приема у самого Ивана Грозного.
В своем «Описании Европейской Сарматии» (1578 год) итальянец Алессандро Гваньини писал о Золотой Бабе:
«Это подобие старой женщины, держащей ребенка на руках и подле себя имеющей другого ребенка, которого называют ее внуком. Этому истукану обдорцы, уг-ричи и вогуличи, а также и другие соседские племена воздают культ почитания, жертвуют идолу самые дорогие и высокоценные собольи меха, вместе с драгоценными мехами прочих зверей, закалывают в Жертву ему отборнейших оленей, кровью которых мажут рот, глаза и прочие члены изображения: сырые же внутренности жертвы пожирают, и во время жертвоприношения колдун вопрошает истукана, что им надо делать и куда кочевать: истукан же (странно сказать) обычно дает вопрошающим верные ответы и предсказывает истинный исход их дел. Рассказывают даже, что в горах, по соседству с этим истуканом слышен какой-то звон и громкий рев: горы постоянно издают звук наподобие трубного. Об этом нельзя сказать ничего другого, кроме как то, что здесь установлены в древности какие-то инструменты или что есть подземные ходы, так устроенные самой природой, что от дуновения ветра они постоянно издают звон, рев и трубный звук».
Таким образом, в мае 1583-го у подножия Самаровских гор столкнулись две веры – христианская и языческая.
После завоевания Сибири молва о Золотой Бабе стихает.
Избранта Идеса, путешествовавшего по этим местам в конце XVII века, интересовало уже совершенно иное:
«28-го (28 июля 1692 года – М.Р.) прибыли мы благополучно в Самаровской Ям, где я получил несколько гребцов и велел поставить мачты на больших судах для того, чтобы при попутном ветре мы могли плыть далее вверх по Иртышу, до Оби, ибо недалеко от Самаровского Яма Иртыш впадает несколькими протоками в знаменитую реку Обь. Воды Иртыша светлые и прозрачные. Река берет начало в калмыцких землях. Юго-восточный берег на всем протяжении обрамлен высокими горами, там и сям поросшими кедром; северо-западная же сторона представляет собой низменные луга. На северо-западной стороне водится исключительно много больших черных медведей, волков, так же как красных и бурых лисиц. Там протекает также недалеко от Самаровского Яма впадающая в Обь речушка Касымка, по берегам которой водится лучшая по всей Сибири белка.».
В своих записях он упомянул и о жителях, населявших Самаровский ям и его окрестности, находившихся на государевой службе:
«Большая часть жителей здесь – русские ямщики, получающие ежегодно жалованье от его царского величества, за что они должны бесплатно обеспечивать подводами и рабочими присланных воевод и всех других проезжающих по служебным делам его царского величества в Сибири и за небольшую плату возить их летом по воде, а зимой по льду.».
Отсюда можно узнать и о том, сколько времени добиралось посольство по Иртышу из Тобольска до Самаровского городка – с 22-го по 28 июля, неделю. Примерно, столько же дней по Оби и притокам до Березова, в который, четверть века спустя, сошлют петровского фаворита А.Д. Меншикова.
В этих местах с представителями дипломатической миссии произошел курьезный случай, иллюстрировавший верованья коренных жителей, населявших низовья Иртыша и берега, принявшей его воды, Оби.
Избрант Идес, который именовался спутниками не иначе как «господин посол», вспоминал:
«Они называют своих богов шайтанами и могли бы, по правде говоря, называть сатаною. Однажды несколько остяков пришли ко мне на судно с рыбой для продажи. У одного из моих слуг была нюрнбергская игрушка – медведь с заводным механизмом внутри. Когда накручивали пружину, медведь бил в барабан, качал головой из стороны в сторону и закатывал глаза. Его завели и заставили играть. Как только остяки увидели это, они сейчас же совершили все обычные для верующих обряды, стали изо всех сил танцевать в его честь, мотать головами, свистеть или шипеть. Они приняли эту игрушку за настоящего и несомненного шайтана и говорили: «Что такое наши шайтаны по сравнению с этим? Будь у нас такой шайтан, мы бы его всего обвесили соболями и черными лисицами». Они спросили также, не продадим ли мы им эту вещь, но я велел ее унести, чтобы не дать повода к дальнейшему идолопоклонству».
Об этом же рассказывает и помощник посла, коммерсант Адам Брант: «Чтобы как-нибудь убить время, господин посол велел своему камердинеру показать им несколько аугсбургских игрушек искусной работы с заводным механизмом, в особенности же фигурку, одетую барабанщиком. Барабанщик был сделан так, что, как только он начинал бить палочками по барабану, у него поворачивалась голова, и закатывались глаза. Когда он показал эту игрушку остякам, те были целиком поглощены рассматриванием и ощупыванием ее, и, когда барабан внезапно застучал, остяки страшно перепугались, и не знали, что им делать. Барабанщик доиграл, остяки понемногу пришли в себя и, наблюдая движение его глаз и головы, начали чмокать губами, бить себя по голове, бросаться на землю и почитали его как самого обычного своего шайтана, над чем мы от всей души смеялись.
Затем им был показан такой же медведь, который стоял на двух задних лапах и бил в барабан, причем и у него закатывались глаза. И этому медведю остяки оказали божеские почести, но затем они дали понять, что им больше по душе был расфранченный барабанщик. Они все подошли к господину послу и, склонив головы, смиренно попросили отдать им барабанщика, обещая за него большие деньги. Однако же господин посол не отдал его главным образом потому, что не хотел быть пособником в их идолопоклонстве, и наотрез отказал в их просьбе»
"- Если ты опять собираешься сказать, что делал это для семьи... - Я делал для себя. Мне нравилось. И получалось. И я жил... Полной жизнью! Во все тяжкие"