Буддистские монахи и философы были во многом правы — жизнь сама по себе есть страдание, потому что все, к чему она ведет, несет в себе неизбывное сожаление, а сама жизнь заканчивается самым страшным — смертью и небытием. Отказ от страдания и выход из бесконечного круга был главным стремлением любого буддиста — его сверхцелью.

Да, буддизм много говорит о перерождении, о вечном колесе Сансары, которое определяет, чем станет та или иная сущность после перерождения — однако прежняя сущность, прежняя субстанция все равно перестает быть, растворяется. Человек, переродившийся в нечто иное, человеком быть перестает — в этом смысле буддийская концепция куда беспощаднее, скажем, христианства, в котором существует вечная и неделимая душа. Однако и смерть является лишь одной стороной страдания в буддизме. Вторая его сторона — удовольствие.

Удивительно, как, казалось бы, человеческое счастье может привести к страданию. Разве счастье не есть то, к чему следует стремиться, спрашивает обычный человек? Нет — таков ответ буддизма. Счастье кратковременно, а вот горечь от его потери будет пребывать с человеком куда дольше. Любое стремление к деньгам, славе, свободе или власти приведет к краткому мигу триумфа и долгому, жестокому сознанию того, что это самое счастье ускользнуло. В этом и есть сущность страдания — оно кроется и в подарках мира, и в наносимых им ударах.

Многие философы уже говорили о том, что нужно искать не счастья, а безмятежности. Эпикур, деятельный предшественник философии гедонизма, говорил о том, что человеку должно достичь атараксии — безмятежности, спокойствия. Да, Эпикур нередко говорил о необходимости наслаждаться жизнью, полно чувствовать ее, но конечным итогом такого наслаждения он видел именно безмятежность, ту сытость, которая рано или поздно наступает у удовлетворенных людей и служит им щитом от любых невзгод. Эпикур выразил, однако, то, что уже существовало в буддизме — учение о Нирване.

Концепция нирваны оформлена совершенно под другим углом — нирвана достигается не спокойным пресыщением и оптимизмом, а выходом за пределы всех страстей вообще. Не любить, не ненавидеть, не желать, не мучаться, но созерцать и жить моментом, в спокойствии камня — такова была ключевая идея буддистов. Те из них, кто смиряли рассудок, подчиняли эмоции, учились быть безмолвными вещами в мире безмолвных вещей — получали возможность выйти из круга перерождений, стать ничем, слиться с трансцендентностью. Такова была лучшая награда буддиста — не имеет смысла тот мир, в котором страдание является итогом всего. Только ничто и слияние с ним может быть достойным финалом этой гонки.

До сих, пожалуй, буддисты правы и будут правы во многом. Хотя понять сам дух их учения всегда будет невероятно сложно.