Запонка
Запах канифоли и травленой кислоты я помню с раннего детства. Помню и растворяющиеся в кислоте цинковые лепешки, от которых шли пузырьки… Отец всегда что-то паял, ремонтировал бабушкам какие-то кастрюльки, аппаратуру на работе (он долго работал на радиоузле в деревне, питание для аппаратуры вырабатывал маленький тарахтящий движок). Дело пошло веселее с пуском дизельной электростанции, которая первая в нашей деревне зажгла “лампочку Ильича”. Появились электропаяльники и объемы работ по пайке чего – либо многократно возросли. Естественно, дизель отдали под опытный “недремлющий глаз” отца (он и в самом деле был недремлющим – в четыре часа утра отец уже был на работе, а заканчивалась работа в 24-00) … И еще до дома надо было дойти. На официальный сон оставалось часа три… Естественно, отец “прихватывал” на работе пару часов сна. Поскольку радиоузел, располагающийся в клубе, оставался пока за отцом, а дизельная была метрах в сорока от клуба – отец часто переходил из клуба в дизельную и наоборот. Так что, он мог в дизельной отдохнуть, не привлекая внимания. И я, после школы постоянно ошивающийся возле отца, как хвост, иногда тоже похрапывал под тарахтение дизеля… Затем, как-то все привыкли к тому, что отец “оккупировал” часть конторы – раскомандировки в клубе, стал там хозяином, и там паял свои железки. Зимой в сильный буран, трактористы, собравшись на работу, и из – за непогоды не заводящие своих железных коней, играли здесь в карты ” в шестьдесят шесть” или, по – деревенски, “в шубу”, и, с удовольствием наблюдали за манипуляциями отца и его паяльника. В маленьком помещении густо пахло канифолью, сизый дым от дешевых папирос и махорки слоями висел в воздухе…” шуба с клином, шесть вперед!” звучало как боевой клич индейцев! Бесконечные рассказы, шутки, деревенский грубый юмор, правила игры “в шубу” – все впитывалось в детский ум семи – девятилетнего мальца… В тот период я даже иногда замещал игроков… ведь в игре обязательно должно быть четыре человека.. и неплохо замещал!
Со временем, отец увлекся изготовлением самодельных блесен, и в этом деле достиг определенного мастерства. Он ловко находил какие – то рифленые желтые или белые кусочки металла, обтачивал их на наждаке (в деревне говорили – “точило”), придавая нужную форму, а затем впаивал крючки, иногда по нескольку штук – и получались блесна. Испытывал он блёсенки зимой на озере, на которое мы с отцом ездили за 10-12 км на лошади. Перед поездкой он копал огромную яму в снегу под яром, добираясь до талой земли, где я с азартом и волнением перед предстоящей рыбалкой, собирал из – под его лопаты червей в деревянную “червянку” – специально сделанную коробочку. Снасти были простые – та же летняя удочка с крючком и грузилом, но без поплавка, которая была намотана на короткий зимний “мотырёк” – такое короткое удилище. И вот, по дерганию лески была видна поклевка, на которую реагировать нужно было мгновенно – иначе стограммовый окунь или костлявый ерш заглатывали крючок “до хвоста”. У вытащенных на лед ершей глаза были злыми… И, вот, чтобы отсечь ершей, нужно было использовать блесны – на них шел исключительно окунь. Хоть и небольшой, но все же окунь, а не ёрш, которого в деревне презрительно называли “жуйплюй”. Но ершей не бросали, брали в уху – рыба же! А вот блесны не продавались, приходилось делать самим… да и смешно покупать железки! Как будто деньги некуда девать! … Так что отец постоянно экспериментировал с формой, цветом и размерами блесен, паяя их, прищурив от канифольного дыма глаз, и попутно рассказывая мне, как воевал под Сталинградом…
Как – то под вечер, в конторке появился Пашка К. – молодой мужик, живущий рядом, весь наряженный, в костюме и произнес странные слова = А как запонки надевать? = Мужики, разинув рот, смотрели на непривычно одетого Пашку, и молчали. А он, повертев в руках какие – то блестящие штуки, стал продевать их в обшлага рубашки. Делал он это долго, пыхтел, сопел… все с интересов смотрели на него. В итоге он, крепко выругавшись, бросил какую – то железочку на пол, и, вне себя от злости, вышел. = Сломал = сказал отец и поднял эту железочку с пола. Это был маленький кусочек желтого металла, овальный по форме и вогнутый с одной стороны. Все с интересом смотрели на нее (никто и не знал, что это такое – “запонки” ). Повертев эту штучку в руках, отец нагрел ее пальником и припаял крючок. Затем, остудив, пробил шилом отверстие … и получилась очень маленькая блесенка. Посмеиваясь, отец привязал ее к леске и сказал = Ну, Серега, будешь ею рыбачить, вся рыба твоя будет! = Все засмеялись, оценив шутку – какая рыба клюнет на эту капелюшечную блесну!
Незаметно пролетело время, и наступила суббота. После школы мы идем с отцом под яр, копаем червяков, и готовимся к воскресной поездке. Вот только погода начала портиться – подул ветер, правда без снега. Совсем поздно уезжаем в деревню, которая в паре километров от озера и там ночуем у друга отца. Ведь на льду нужно появиться утром затемно, чтобы не прокараулить утренний клёв. Рано утром, меня, не выспавшегося и полусонного отец везет на озеро. Пешнёй раздалбливает старую лунку и садит меня на ящик спиной к усилившемуся за ночь ветру. У отца всегда есть чем укрыться от ветра – на сей раз это собачья доха. Она плотно облегает плечи, стелется до льда, и ее нисколько не продувает. Пока отец долбит для себя лунку сзади меня метрах в пятнадцати, достаю удочку – ту самую блесну из запонки. Руки действуют медленно, еще предрассветный сумрак, и хочется спать. Лески разматывать много не надо – глубина здесь метра полтора, редко когда два. Опустив блесну в лунку, постепенно сматываю леску… чего – то не идет, встала, тяну назад… окунь! Вот так дела! Сна как не бывало. Уже целенаправленно запускаю запонку в лунку… опять встала. Тяну назад.. окунь! Быстро снимаю его с крючка и закрепляю на удильнике леску всего метровой длины. Выходит, что клюет сантиметрах в сорока подо льдом. Теперь уже как положено запускаю маленькую блесну – запонку в воду… Окунь! Рыба не дает опустится блесне даже на глубину в сорок сантиметров от льда, кажется, что хватает прямо подо льдом. И это в январе, когда рыба вообще почти не клюет, и улов в 10-15 шт. за день на одного рыбака – обычное дело! Руки у меня трясутся, я быстро снимаю с крючка окуня за окунем, некоторые заглатывают глубоко, и я выдираю блесну из пасти без всякой жалости, вновь и вновь запуская ее в лунку… Кучка рыбы у меня растет, хвосты и плавники у окуней замерзают в первую очередь и топорщатся, создавая дополнительные габариты. Я забываю о времени.. азарт… руки голые, собачьи шубинки и варежки сняты, и лежат рядом с лункой. Постепенно становится светло и я наблюдаю за игрой блесны, которая ступеньками по ломаной траектории уступами уходит в глубину и тянет за собой леску… встала..окунь! Руки дубеют, но я не замечаю… окунь! … окунь!… Приятная тяжесть при подсечке волнует, руки по – прежнему трясутся от азарта, не от холода… окунь! Машинально считаю окуней, как тут не считать – вон сколько! ….. = Ну, клюет, или нет? = Сзади подходит отец, ему же из-за собачьей дохи не видно, что у меня делается. Я от неожиданности подпрыгиваю (честно говоря, я забыл обо всем, в том числе и об отце, который только – только, не спеша пробил себе лунку). = Да вот… тридцать три штуки уже! = Отец столбенеет.. ничего себе, тридцать три! И это за каких – то двадцать минут! = А ну покажи, как клюет! = Я запускаю запонку в воду… секунда – окунь! Сбрасываю его и опускаю вновь… окунь! Отец буквально бежит к своей лунке и опускает свою самую добычливую двухкрючковую рифленую блесну в лунку. Тишина.. он делает несколько взмахов удильником… тишина, поклевки нет. За это время я вытаскиваю трех окуней. Отец идет ко мне и запускает свою блесну в мою лунку… поклевки нет. Он отчаянно блеснит… рыба не берет, и это – на самую уловистую блесну. Потом забирает у меня мою блесну – запонку и запускает в воду.. удар! Крупный окунь пляшет на льду… = Пап, ну чё ты забрал, моего большого окуня поймал! = плаксиво говорю я. Азарт становится сильнее, вырываю из рук отца “мою” запонку – блесну, опускаю в воду… окунь!… И пошло! Тут подъезжают и подходят еще рыбаки, долбят пешнями лед, садятся и рыбачат, вернее безуспешно блеснят. Проходит часа два, мало кто поймал по нескольку рыб, в том числе и отец. Но он рад, наблюдая за мной, и радуясь улову так же, как и я. Постепенно рыбаки замечают мои действия по постоянному вытаскиванию удочки и подходят поинтересоваться. Увидев большую кучу мороженной рыбы, цепенеют и интересуются у отца – на что я ловлю. Отец уже в который раз рассказывает историю с запонкой, и все немало этому удивлены. Потом я по просьбе рыбаков и с разрешения отца, иду к лункам рыбаков и очень уверенно вытаскиваю там окуня за окунем, причем в разных лунках и на разных глубинах… Чтобы я не противился эксперименту, рыбаки отдают мне пойманных в их лунках окуней. Подходит время обеда, отец зовет меня.. но мне не до обеда – я вернулся на свою лунку и здесь “свирепствую” … За это время ловлю много рыбы, в том числе и шесть крупных окуней. Отец уже приказным тоном зовет меня есть, но я его не слушаю.. я, как обезумевший, т
аскаю одного окуня за другим… Проходит еще часа два. Клев по – прежнему хороший, у нас (меня) огромная куча рыбы. Процесс просвещения рыбаков со стороны отца продолжается… Я устаю – сказываются постоянное напряжение, ветер, и раннее пробуждение… Все постепенно собираются домой, и отец тоже. Потом подходит ко мне, просит, чтобы я заканчивал рыбалку – предстоит немалый путь домой. Я упрямо дергаю окуней, и пока отец собирает рыбу в большой крапивный мешок, продолжаю рыбачить..
Как мы едем домой – слабо помню, я толи сплю, толи бодрствую… комья снега и льдинки летят из – под копыт кобылы в лицо… рука машинально подергивает несуществующую леску… Дома капризничаю, у меня нет никаких сил… еле добираюсь до постели. Засыпая, слышу, как отец говорит = Двести семьдесят шесть!”.. Догадываюсь, что это имеет отношение к рыбе, но мне все – равно… я проваливаюсь в глубокий сон…
мысли на память:
"Лучшее средство хорошо начать день состоит в том, чтобы, проснувшись, подумать, нельзя ли хоть одному человеку доставить сегодня радость. Фридрих Вильгельм Ницше"