Вся русская история- сплошная случайность?!

"Делай что можешь с тем что имеешь там где ты есть." Теодор Рузвельт

Почему вся русская история – сплошная случайность!?

О том, что произошло с Россией, как она изменилась, как могла не измениться всего за век и может ли она вернуться к монархии рассказал нам известный политолог и социальный философ, доктор философских наук Александр ЦИПКО

Революция 1917 года – закономерная случайность или случайная закономерность?

– Александр Сергеевич в 1917-м могла ли революция не произойти?

– Могла. На эту тему написаны десятки книг – Бердяев, Степун, другие авторы. Естественно, это была трагедия. У Лескова в «Соборянах» есть дама-княгиня, она говорит: «Вся русская революция – сплошная случайность». И это верно не только для революции, вся русская история – сплошная случайность. Трагедия России в том, что у нас нет устойчивых общественных институтов, нет гражданского общества. В условиях, когда 80% населения безграмотны, невежественны, конечно, революция могла и не произойти. Карамзин в письмах Александру I говорил, что крепостное право нельзя отменять – вся система рухнет. С другой стороны, при крепостном праве возможны социальные взрывы, потрясения.

Если бы не Первая мировая война, если бы миллионам русских солдат не дали оружие, если бы не больной цесаревич, если бы царица не была немкой, если бы не было Распутина… Это была крайне неустойчивая структура даже в цивилизационном отношении.

– В чём причина такой неустойчивости?

– В разрыве на две страны. Пётр создал в России две нации – народ и интеллигенцию. У нас до сих пор нет единой русской нации, а отношение к интеллигенции у народа, как и до 1917-го года, однозначное: это чужие. До Петра даже бояре и князья говорили на одном языке. А при Петре всё изменилось. И сейчас, что в подмосковной деревне, что в калужской, в отношении к интеллигенции народ един. Все эти факторы: раскол нации, нерешённая проблема земли, безграмотность, слабость власти, война сложились. Ленин ещё в 1916-м году говорил, что вернее всего не доживёт до революции, до времени, когда народ освободится. То есть, сам в неё не верил. За двадцать николаевских лет до 1913-го года производство в Российской Империи выросло в два раза, население – почти в полтора раза, грамотность – в полтора раза. Резко вырос уровень благосостояния, подскочило кооперативное движение. И эта громадная развивающаяся страна вдруг рухнула.

В нашем мышлении остался от марксизма абсолютно не русский фаталистический взгляд на историю: то, что произошло, неизбежно должно было произойти. Но в русской и советской истории громадную роль играла именно случайность.

МАРКС БЫЛ ЧЕСТНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ

– Но ведь были и объективные факторы!

– Конечно, если бы не политика Александра III, когда он порвал с немцами и завязался на Францию, если бы не последовавшая Первая мировая, то не было бы никакой революции.

Был разрыв, и большевики на этом успешно сыграли. Русский народ хотел земли – и побольше! А получил новое крепостное право в государственном масштабе.

– Не кажется ли вам, что власть тогда сама себя расшатывала, чуть не специально наталкивала народ на восстание?

– Нет, не подталкивала. Другое дело, что она была неадекватна, не понимала России. Что такое восстание в Санкт-Петербурге? Лишь два полка, которые не хотели воевать. Николай II был слабым человеком. Ему бы ехать в Петербург, наводить порядок. А он – интеллигент, не любивший крови.

Но, повторяю, главная причина октября 1917 года – усталость вооружённых солдат на фронте. У немцев случилось то же самое: 18 ноября восстали матросы. Устали от войны, от поражений на фронте. И распалась Германская империя, и Австрийская распалась. Сработал фактор войны.

– Хотите сказать, что вины большевиков в революции 1917 года нет?

– Нет. Несут ответственность не большевики, а элита России, которая плохо знала страну. Не предвидела раскола нации, что невежественных легко соблазнить и обмануть.

– Но ведь большевики были частью русского народа.

– Нет, большевики – совсем не русский проект. Это Германия, марксизм, направленный против всего русского: идеи нации, идеи частной собственности, против индивидуального производства. Эсеры – да, они исходили из русской идеи, а большевики – нет. И ничего легитимного в их власти не было. На крестьянском съезде 11 ноября представители крестьянских советов Ленина освистали. Большевики тогда составляли ничтожное меньшинство.

Во время Кровавого воскресенья   9 (22 по новому стилю) января 1905 года убито от 130 до 200 и ранено  до 800 мирных демонстрантов

Теперь мне понятно в силу возраста, что мы живём в стране трагических случайностей. Ленин, революция, море крови. 1991-й год – опять трагическая случайность. Горбачев слабый, народ пошёл за Ельциным. Захотел суверенитета, всё разрушил. Мы из одной крайности бросаемся в другую.

Кровавое воскресенье 1905-го повернуло империю на закат. Но ведь в 1913-м году это уже уходило в прошлое. Благодаря реформам Столыпина мы уверенно выходили на лидирующие позиции. Не в цивилизационном плане, а по уровню экономического развития. Мы уже могли быть с ними реальными серьёзными конкурентами.

– Сейчас принято во всём винить ещё и Карла Маркса. В чём он виноват? И виноват ли?

– Маркс за наши беды ответственности не несёт. Прямой. Точно так же, как Руссо не несёт ответственности за якобинцев. Но то, что наша революция проходила в соответствии с жёсткими указаниями марксизма-ленинизма, – только безграмотный не понимает.

Я в 1990-м написал книгу “Как заблудился призрак коммунизма”, где спорил со всеми, кто говорил, что якобы русские извратили Маркса, что Ленин не понимал Маркса. Бред! Марксизм – учение о диктатуре пролетариата. Это идеология люмпенов – равенство или смерть. Что предполагала, эта идеология? Военизированную организацию общества. Посмотрите “Манифест” – это перенесение военной организации на всё общество, создание трудовых армий.

Троцкий с Лениным в 1918-м хотели создавать трудовые армии. Что говорил Карл Маркс о якобинском терроре? Что единственный способ предотвратить развал общества – плебейский революционный терроризм. Маркс призывал к крови, говорил: чем больше вожаков рабочего класса убьют, тем люди будут сознательнее. В его трудах – явные переклички с Гитлером. Он, конечно, не зовёт к газовым камерам, но теоретический антисемитизм идёт от Маркса. Он, конечно, личной ответственности за дела большевиков не несёт. Может быть, если бы он знал, как его используют, испугался бы. Ведь даже Фридрих Энгельс к концу жизни писал: «Наша теория имеет отношение только к фактам, которые мы наблюдали». То есть, весь его ревизионизм построен на ситуации 1880-х годов.

Когда сегодня люди говорят, что теория Маркса и Энгельса гуманна, это дикое невежество, никакая она не гуманная. Невозможно представить марксизм с человеческим лицом. Маркс прямо говорил, что он не любит христианство: «Христианство есть перенесённая в заоблачные выси мысль еврейства. Христианство в качестве законченной религии теоретически завершило самоотчуждение человека от самого себя и от природы». Маркс учил: вся беда от христианского учения о человеке. И славян Маркс, как и Гитлер, относил к неисторическим, то есть неполноценным нациям.

Премьер-министра   Петра Столыпина убили в 1911 году. 
На фото: Столыпин с дочерью

– То есть, Маркс был русофобом?

– Да, но он был честным человеком. Он признавал революционное насилие, революционный террор. Он считал, дословно, что люди – испорченные, крестьянство – отживший класс, деревенская жизнь – идиотизм.

– Это вы о Марксе-политике. Мы же сейчас чаще рассматриваем его как экономиста. Или, по-вашему, экономика и политика сильно связаны?

– Экономика играет огромную роль, но не определяющую. Понятно, что Маркс как материалист недооценивал роль идеологического, морального фактора, роль морального выбора. Многие сегодняшние геополитические идеи и геополитические ошибки идут именно от марксистского аморализма, когда люди при выборе действий руководствуются только экономическими интересами

– Если не ошибаюсь, это называется «экономический детерминизм».

– Не ошибаетесь. Это удар по человечеству, человеческой культуре. В действительности, всё происходит с точностью до наоборот. И народы, и люди, и культуры умирают вопреки экономике, часто – на вершине, на пике. В этом прекрасно отражается марксистский примитивизм. Вы не сможете долго проводить какую-то политику, если не подкрепите её экономически. Внешнее могущество, основанное на бомбе, на страхе, не имеет реального продолжения. Настоящее, реальное могущество – могущество внутреннее. Это азбучная истина. Могущество – это экономика, уровень жизни, консолидация. Если у тебя нищее население, вся твоя армия ничего не стоит. Но в решающие минуты истории значительно большую роль играют другие параметры. Долг, патриотизм, вера, единство.

ЕВРООАЗИАТСКОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ

– Могла ли Россия остаться монархией? Возможна ли вообще сейчас полноценная абсолютная монархия?

– Думаю, нет.

– А не абсолютная, по типу английской?

– Для этого нужна очень высокая правовая культура. И нужно, чтобы Кромвель у нас в середине XVII века был, то есть – при Алексее Михайловиче, папе Петра I. Чтобы парламент работал с XII века, в домонгольский период. И вообще, чтобы монгольского периода не было. У нас всё шло к крушению монархии. В этом смысле всё у нас было объективно. Другое дело, каким именно образом эта монархия должна была рухнуть. Но у нас ведь жуткое евроазиатское противоречие: с одной стороны – равнодушие к власти, с другой – жажда всевластия монарха. На этом вырос Сталин и многие наши другие правители. Ещё первые славянофилы обращали внимание, что русский народ к власти равнодушен, что власть – это не его дело. Это у нас повторяется постоянно: появился новый русский царь, вот пускай он всем и занимается. До поры до времени. Когда количество безработных и нищих дойдёт до критического предела, люди начнут с ним воевать. А до того – даёшь всевластие. Это все нам досталось от татар.

15 декабря 1917 года, Западный фронт.  Братание между российскими  и германскими солдатами

– Первая мировая война Российскую империю разрушила. Великая Отечественная СССР укрепила. В чем разница и в чём причина?

– Великая Отечественная – она, конечно, великая. Но есть две разные трактовки. Зюгановская: мы победили благодаря советской власти. И трактовка покойного Алексия II: победили вопреки власти, именно потому, что война стала народной. Потому что проблема победы в войне стала проблемой спасения русского национального Отечества. Спор между Алексием II и Зюгановым произошёл на VII Всемирном Русском Соборе в 2002 году. Правда, спор был заочный, патриарх на соборе не присутствовал, он прислал послание. Но после выступления лидера КПРФ встал Валентин Распутин и сказал: «Конечно, это великая Победа, но после этой Победы ничего не осталось от русского крестьянина. Коллективизация и война убили русскость как таковую».

В школе мы понимали: с одной стороны, в XIX веке у нас ещё было крепостное рабское право, а с другой – великий русский народ победил Наполеона. У нас ведь это сочеталось вполне органично, мы чтили победу, но критиковали рабство. Здесь – то же самое: великая победа укрепила тоталитарный строй. Победа – великая, она останется на века, пока будет существовать Россия. Но укрепила она, прежде всего, систему. А страна укрепилась за счет крепости этой системы. Как только система распалась, разрушилась и страна.

– А Первая Мировая?

– Первую мировую мы, на самом деле, не проиграли. Путин здесь прав: просто из-за большевиков мы отказались от своей победы. К тому же Великая Отечественная была на нашей территории, а Первая мировая – на чужой. Мы зашли в Пруссию, взяли Львов, а тут всё наоборот. Поэтому, поражение в ней чистым поражением назвать нельзя. Но, конечно, революцию она к нам существенно приблизила.

ПУСТЬ БУДЕТ УЛИЦА СЕМЕНА ФРАНКА

– Сейчас всё чаще мы сталкиваемся с романтизацией СССР. Ностальгия? Тоска по временам, когда нас все, боясь, уважали? По твердой руке?

– В первую очередь ностальгия. Я родился в 1941 году. Воспитывали бабушки и дедушки. Один дедушка, по матери, садовник, крестьянин из Каменец-Подольска, он был за красных. Второй – полулатыш, Дзегузе, потомок генерала Денисова, адъютанта Суворова. Естественно, революционер, чекист. Он никогда ничего не рассказывал о революции, о своей чекистской деятельности. Только о том, как красиво было в дореволюционной Одессе, на Садовой был настоящий кофе. Он меня водил в то место перед Дерибасовской, но кофе был уже плохой, и он жаловался, как всё испортилось. Но много достоинств и в советской жизни. С одной стороны, да, мы были невыездные, вечный дефицит. Но с другой, была молодость, люди были чище. Это правда. Интеллигенция и культура были настоящие. Собственности ни у кого не было – больше внимания уделяли духовному. В условиях тоталитаризма и при самодержавии культура лучше развивается.

Есть уйма серьёзных причин ностальгировать по СССР, но, с другой стороны, никто же не хочет вернуться к руководящей роли КПСС. Никто не хочет вернуться к этим бесконечным запретам, этим шести соткам. Чтобы не больше, чтобы второго этажа у дачи не было. Чтобы на мебель за полгода записываться и ходить на переклички. Чтобы хорошие вещи по блату доставать. Это же безумие.

Ностальгия есть у всех народов. Но это не значит, что кто-то хочет возврата. Зюганову нужно остаться депутатом, и поэтому он рассказывает нам сказки об СССР. Но это была безумная страна, где ничего не делалось для людей – всё для армии. Всё было нельзя. Жили бедно, но были молоды, энергичны.

– Вы выступаете за возвращение городам, улицам и другим объектам их исторических названий. Считаете, что это как-то может повлиять на нашу жизнь?

– У нас сейчас отстаивание советских имен возводят до патриотизма. Но чем гордиться? Нормально гордиться теми людьми, которые внесли вклад в мировую культуру – Гёте, Шиллер, Байрон. В этом смысле у нас всё в порядке: Чехов, Толстой, Пушкин, Лермонтов, Тургеньев… Достоевский, наверное, один из самых глубоких мыслителей в истории человечества. Этим гордитесь – это наше, родное, великое. Назовите: улица Бердяева, улица Владимира Соловьева, улица Семена Франка. Если хотите вернуться в русскую историю, если улица имела дореволюционное название, верните его.

И Волгограду/Сталинграду надо вернуть историческое наименование. Царицын. И успокоиться на этом.

– Как тогда быть со «Сталинградской битвой»?

– Она навсегда останется великой Сталинградской битвой. Можно даже в Царицыне сделать улицу Сталинградской битвы. Там дело было не в Сталине, а в подвиге советского русского солдата. Если будет улица Сталинградской битвы, даже в Москве, я буду только рад, потому что она олицетворяет не Сталина, а историческую победу. Но вот есть у нас станция метро «Войковская», её имя что олицетворяет, о ком призывает помнить? Если кто-то не знает, поясню: главное, чем прославился Пётр Войков – организация расстрела царской семьи. Зачем нам закреплять его имя в названии станции, зачем называть именем убийцы? Если мы не уберём его, это будет означать одно: моральная и духовная культура у нас сейчас ниже, чем была при коммунистах.

Как бы не назывался город на Волге, великая битва для нас навсегда останется для нас "Сталинградской". Красноармейцы в бою у горящего дома в Сталинграде. Фото: waralbum.ru

– За сто лет изменилась не только топонимика, изменились люди. Воланд говорил, что «только квартирный вопрос их немного испортил». Только ли?

– Действительно, люди изменились, и это серьёзнейшая проблема. Здесь главная опасность: либеральный нигилизм, в котором много русофобии. Разговоры о русской имперскости – абсолютная глупость. Не было никакой русской имперскости. Распалась Россия в 1917-м году, и никого это не волновало. И то, что было в 1991-м году, тоже никого не волновало. Мы навязываем русскому человеку стереотипы мышления, сложившиеся в советское время под влиянием советской идеологии. Нынешний человек живёт не русским, это не русская имперскость, это ностальгия о советской системе. Тут надо действовать деликатно. У нас от русскости осталась недооценка ценности человеческой жизни – это наша беда.

– Недооценка жизни – признак русскости?

– Не лучший, но признак. Вспомните, как русские драки описывает в “Деревне” Бунин. Стенка на стенку, между соседями. И обязательно, чтобы кого-то убить. Такого ни у кого не было.

– На западе были рыцарские бои, тоже до смерти. Дуэли.

– Это другое. С другой стороны, в русскости было и много достоинств. Трудолюбие, воля, воинская храбрость. Сейчас нет серьёзного анализа, где было бы честно сказано о слабостях, приведших Россию к большевизму. Тут надо смотреть у Бунина, а ещё лучше – «Несвоевременные мысли» Горького. Они воочию наблюдали эту поразительную, кровавую, жестокую войну. И при этом сохраняли веру в свой народ. Я сейчас взялся за это, хочу сделать для начала хотя бы статью.

– Говорят, Октябрьский переворот разрушил патриархальный уклад общества. Если предположить, что всё возможно починить, стоило бы нам тот уклад вернуть?

– Патриархального уклада не было уже до революции. В чем опасность нынешней ситуации: никому правда не нужна. Все работают на потребу дня, идёт стадное чувство “ты наш, или не наш”. Ищут не друзей, а врагов. Тут действует национальный нигилизм. Русофобы были и есть и в русской культуре, и среди нас. Кто любит Россию больше, кто говорит правду, или кто рассказывает сказки? Вопрос остается, и вопрос серьезный. Нам нужно глубокое, серьезное, честное сохранение уважения к русской истории, к русскому народу, правдивый рассказ. К сожалению пока этого нет.

– Возможно ли единство в многоконфессиональном государстве?

– Возможно ли единство у нас вообще – это самый важный вопрос. Мы его не решили. Единство в царской России, хоть мы говорим про «тюрьму народов», было намного сильнее, чем в СССР. Империя была прочнее, и всё равно распалась. Советский Союз держался на тоталитарной структуре, на политическом сыске, на КГБ, на армии. Это было видно. Как только прибалтийские республики почувствовали, что репрессий не будет, сразу ушли. А следом и закавказские, и среднеазиатские.

Единство – это пример того, что Советский Союз так и не создал. Другое дело, что в СССР много сделали в области равенства наций. Не выпячивался этнический фактор. Это было, и это мы утратили.

Самое опасное – этнический русский национализм. Он ведёт к сокращению страны, к убийству России. Этнический национализм и русскость – вещи несовместимые.

Сегодня надо думать о судьбе русского мира. Чтобы уже даже не объединить его, а просто сохранить.

– Но что его может сохранить? Не армия же.

– Только высокая культура. У нас есть громадное наследство: великая культура, великий язык, традиции, связи. Нам остаётся только научиться этим наследством пользоваться. Или вспомнить, как им пользоваться…

Беседовал Валерий ЧУМАКОВ

© “Союзное государство”, № 7, 2015

Источник



"Пришел я к горестному мнению от наблюдений долгих лет: вся сволочь склонна к единению, а все порядочные — нет. Игорь Губерман"

Related posts