«Все действительное разумно, все разумное действительно» — утверждал Гегель. Иными сло­вами, в каждом происходящем событии кроется высшая разумность, высший смысл, не всегда по­нятный человеку. Если событие произошло, — это закономерно. Наше возмущение и неприятие про­исходящего проистекает из незнания законов, управляющих людьми и обществом.

Вспоминается недавний разговор с одним моим знакомым.

— Вы знаете, какого мнения читатели о ваших книгах? — сказал он. — Когда дело касается бо­лезней и проблем отдельного человека, вы сбалан­сированы, добродушны и мудры. Как только речь заходит о проблемах России, все ваше обаяние за­канчивается, — злость, паника, осуждение…

Я улыбнулся и развел руками в ответ.

— Читатели совершенно правы. Больше три­дцати лет я пытаюсь понять, что такое болезнь и судьба человека, и нащупать закономерности того, что происходит. А поведение российских чиновни­ков закономерностям не поддавалось. Логике и здравому смыслу — тоже. А потом я попытался уйти от узких схем и привычных стереотипов, и возмущение стало уходить.

Что такое обида, недовольство, возмущение? Это, на самом деле, примитивная попытка управ­лять ситуацией. Слабый человек обижается, силь­ный — действует. По сути, обида — это попытка управления и воспитания другого человека.

Если у меня есть даже небольшой опыт воспи­тания, я уже обижаться не буду, у меня после не­приятной ситуации будет расти не боль обиды, а количество воспитательных средств и приемов. Любая болезненная ситуация, которая раньше ста­новилась для меня мукой и вызывала приступ отчаяния, теперь оказывается интересной задачей с множеством разнообразных методов решения. А то, что раньше воспринималось как обида, нане­сенная другим человеком, теперь превращается в радость творчества, — ведь посредством воспита­ния мы, меняя характер человека, создаем новую личность. Это — как писать картину: радость творчества, создание нового мира, отдача энергии, помогающая ощутить любовь в душе. Обида — это конфликт, а когда мы выработали привычку смотреть на конфликт как на возможность воспи­тания другого человека, — тогда вместо ненависти и осуждения мы начинаем испытывать счастье творчества.

— Однако не все так просто, — продолжал я. — Иногда боль, нанесенная близким челове­ком, настолько сильна, что мы чувствуем: преодо­леть ее невозможно, нет моделей воспитания для этого случая. Мы пытаемся управлять и воспиты­вать, но не находим подходящего способа, метода, приема. В этот момент можно испытать отчаяние, которое превратится в осуждение или уныние. Ведь любая обида — это подсознательное желание убить другого, а впоследствии — и самого себя.

На самом деле, выход есть, — изящный и про­стой. Причина агрессивности — в желании управ­лять другим человеком или ситуацией. Веду­щий — агрессивен, ведомый — спокоен. Если в момент сильнейшей обиды мы вдруг вспоминаем, что близкий человек — это инструмент в руках Бога, тогда нам сразу становится легче. Если мы понимаем, что через душевную боль, обиду нас свыше отрывают от привязанностей, — мы стано­вимся спокойнее. Если мы осознаём, что любое унижение души, духа и тела направлено на очи­щение и раскрытие Божественной любви, мы ис­пытываем ощущение счастья и гармонии. Чем яв­ственнее мы видим во всем Божественную волю, чем больше мы ощущаем себя ведомыми, тем лег­че нам сохранить любовь в самой болезненной для нас ситуации.

«Кесарево кесарю, а Божие Богу». Это означа­ет, что мы живем одновременно в двух логиках. Первой всегда должна включаться логика Божест­венная, — это позволяет побеждать агрессию в са­мой ее основе. Если первое наше побуждение — импульс любви, тогда воздействие на другого человека превращается в воспитание, а не унич­тожение.

Чем обширнее у человека возможности воздей­ствовать на окружающий мир и менять его, тем сильнее могут вырасти его гордыня, ощущение правоты и тем стремительнее будет увеличиваться его агрессивность. Механизм спасения в этой си­туации, ведущей к гибели, только один: устремле­ние к Богу и к любви должно быть больше, чем устремление к любым, даже самым большим, спо­собностям. Чем явственнее мы видим Божествен­ную волю во всем, тем менее опасной становится наша собственная воля. Тогда, наряду с воспита­нием окружающих, мы будем заниматься и само­воспитанием. Ощущение Божественного присутст­вия во всем помогает нам в самовоспитании, смысл которого — измениться так, чтобы в душе было больше любви.

Многие люди, прочитав мои книги, стали мо­литься так: «Господи, сними с меня все обиды, яв­ные и неявные». На поверхностном уровне такая молитва все равно работает. Но если вдуматься, суть обиды — это неумение воспитывать другого человека, это нежелание видеть Божественную волю во всем происходящем. Получается, что че­ловек не хочет воспитывать ни себя, ни других, ведет себя соответствующим образом и при этом, обращаясь к Богу, просит устранить последствия такого своего поведения. Люди используют обра­зы и понятия, не задумываясь над их смыслом. Поэтому, хотя поверхностные изменения и проис­ходят, но реально характер и судьба не меняются и тяжелые болезни остаются.

Мой собеседник слушал с большим вниманием. Я продолжал:

— Бандитский беспредел 90-х сменился беспре­делом чиновничьим. Раньше меня это возмущало, рождало страх, панику и осуждение. Каждый из нас может быть убит, арестован, подвергнут изде­вательствам, зная, что закон его не защитит и справедливости не будет. А теперь вдумаемся, по­чему это происходит. Закон и справедливость мо­гут существовать только там, где есть нравствен­ность. Она может быть первобытной, она может быть языческой, она может достигнуть уровня единобожия. Но порядок государственный проис­ходит из порядка в душе. Если власть нарушает Божественные законы в виде заповедей и нравст­венности, такой власти подчиняться нельзя. Ина­че она истребит и народ, и государство, и себя са­мое, в конечном счете.

Гарантом нравственности мог быть народ, мог­ло быть общественное мнение. Но все были де­зориентированы. Лидеры общества с вожделением кричали о прогнившей социалистической системе и о наступившей демократии. Точно так же боль­шевики в свое время отрекались от прогнившего царизма и буржуазной нравственности. Теперь светлое будущее заменили идеей сытого настояще­го. Но оказалось, что понятие демократических свобод невозможно без гарантий нравственности. Для того чтобы была демократия, необходимо ра­венство всех перед законом и безусловное подчи­нение этим законам.

На Западе религия перестала быть гарантом нравственности. Эту роль попытались взять на себя общественное мнение, демократические орга­низации, пресса. Однако светская власть может быть гарантом только внешних приличий — мора­ли, нравственности, смыкающейся с администра­тивным и уголовным правом, но не более. Есть та­кое понятие — менталитет общества. Бывает, в об­ществе не принято лгать и воровать, считается, что опозорившемуся чиновнику следует оставить должность, а власть должна работать в интересах государства и народа. Все это существует на уров­не обычаев. Если же нет гаранта нравственности, менталитет общества может меняться в худшую сторону, что сейчас в мире и происходит.

Если государство станет нравственным, невы­годно будет воровать и предавать собственный на­род. Но к этому еще надо прийти.

В настоящее время в России нет идеологии, ко­торая объединяла бы нравственность и систему стратегических целей. Единобожие не может су­ществовать без строгого соблюдения нравствен­ных законов, а они, в свою очередь, должны быть защищены системой административных и уголов­ных законов.

В Ветхом Завете, к слову сказать, дается четкая взаимосвязь главных понятий. Из веры в Бога происходит любовь и сострадание к себе подоб­ным. Любовь и сострадание рождают нравствен­ность, нравственность предписывает правила об­щения и поведения людей. Появляются админист­ративные законы. Нравственность предписывает, как вести себя в области хозяйственной деятельно­сти, в торговле, во время войны. Нравственность определяет, что можно и чего нельзя делать по от­ношению к своему ближнему и к самому себе.

По сути дела, Библия прямо и недвусмысленно утверждает: «Если политика, экономика, культура и религия в государстве не способствуют исполне­нию и постижению Божественных законов, — такое государство обречено на гибель». Если в го­сударстве утрачена нравственность, то его эконо­мика и политика начинают деформироваться, вы­рождаться и погибать. После появления Торы миновало несколько тысячелетий. Государства возникали, развивались, погибали, — и каждый раз это происходило по сценарию, описанному в Библии.

Нынешняя трагедия России в том, что в 90-х годах либералы пытались убедить общество: фи­нансовое благополучие намного важнее нравствен­ности. Разнузданность они называли свободой, воровство — демократией, разложение собствен­ной культуры — переходом к западным ценно­стям. Нынешняя трагедия России в том, что ком­мунисты в течение 70 лет убеждали народ: счаст­ливое и сытое будущее важнее веры, любви и нравственности. Проблема России в том, что не­сколько столетий назад светская власть подавила и подчинила себе власть духовную. Проблема в том, что Православная Церковь в России вошла в состояние кризиса: из-за непонимания людьми, в чем суть религии, ритуалы, обряды постепенно вытеснили, заменили искреннее устремление к Богу и соблюдение заповедей, а потом уже такие человеческие ценности, как власть, богатство, ста­ли значимее любви и отрешенности.

Сегодняшняя проблема России, вероятно, в том, что люди, исповедующие православие, не су­мели полностью осознать то, что говорил Иисус Христос. Однобокое, половинчатое восприятие ис­тин, полученных через него, постепенно стало приводить к разрушению единобожия и к усиле­нию языческих тенденций. А у язычника всегда на первом месте царь, то есть сила, а на втором мес­те — дух, то есть жрец.

Лазарев С.Н. Человек будущего. Воспитание родителей.