Собаки воют

Собаки воют
Когда на замолкнувшую степь спускается холодная осенняя ночь, а луна
зеленоватым светом обливает побуревшую траву и черными платками
раскидывает тени от песчаных бугров – фантастической и неживой кажется
монгольская степь.
Кости людей умерших поколений, когда-то пославших своих потомков на
шепчущий лесами север, – чудятся тогда под этими буграми…
В такие минуты я забираюсь обычно в юрту, поближе к живым, чтобы
слышать дыхание спящих и их сонное бормотание: все-таки от них веет
жизнью.
Так было и в этот вечер.
Под таганом еще тлел огонек, и войлочные стены хорошо сохраняли тепло.
Полагалось бы спать, но старый монгол Тай-Мурза упорно не ложился.
И я знал, почему: на прошлой неделе были получены известия, что всего
в дне пути от нас пройдет обоз Малыгина, – отважного купца и ловкого
плута. Молодежь решила поживиться, т. е. попросту говоря – пограбить.
Теперь старик ждал всадников обратно с похода, но они почему-то долго
не возвращались.
Уже с полчаса мы со стариком молча просидели у тлеющего аргала, как
вдруг у скотного загона протяжно завыла собака.
Это был Баралгай, громадный пес с черной шерстью и невероятно могучей
грудью. Как подобает существу такого сложения, он брал ноту почти
басом, затем доводил ее до самых верхних октав и заканчивал жалобным
замиранием. Это послужило как бы сигналом: за ним сперва залаяли, а
потом залилась воем Фай-ду, молодая собака, а к ней присоединился
целый хор от соседнего загона.
Нестройная, иногда замирающая, иногда усиливающаяся рулада, как
смычком, водила по моим нервам, и меня охватила невыразимая жуть.
По-видимому, это действовало даже и на старика, он вышел из юрты,
зажав в руке плеть, и, спустя короткое время, вой замолк, и взамен их
послышались беготня, ворчливая грызня и повизгивание собаки, которой
попало сильнее других. Старик вернулся в юрту.
Не успели мы, однако, выкурить очередной трубки, как вой, сперва
поодиночке, а потом хором, – опять понесся к бесстрастному небу.
Старик встал опять, но уже не пошел вон, а затеплил длинные бумажные
свечи курений перед коллекцией богов у стены.
– Для чего ты это делаешь?
– Собаки воют – смерть ходит по степи. Она ищет человека, потому что
ей холодно и она хочет согреться у живого, а живой от этого умрет, –
ответил он.
– А молодежь еще не вернулась? – совсем некстати спросил я.
– Молодежь еще не вернулась, – глухо сказал старик.
В голосе его слышалось раскаяние отца, необдуманно отпустившего сына
на рискованное предприятие.
– Они скоро явятся, – сказал я успокаивающе, и старик, как эхо,
повторил за мною: – Они скоро явятся.
Я завернулся в тулуп и растянулся на войлоке.
2
От шума голосов и топота ног за стеной я проснулся.
Я их слышал сквозь сон уже давно, но проснулся только тогда, когда
ночной холод через открытую входную лазейку хлынул мне прямо в лицо.
Смех и возбужденный говор за стеною свидетельствовали, что молодежь
вернулась благополучно и, по-видимому, с хорошей добычей.
Голова Тай-Мурзы просунулась в юрту.
– Вставай, русский! Все хорошо! Барана зарезали, араку принесли и
водка есть – гулять будем!
– Смерть не встретила твоих молодцов в пути?
– Мимо прошла! Близко была – мимо прошла! – бросил мне Тай-Мурза и
опять скрылся.
Через несколько минут я сидел среди шумной ватаги у костра, ел
баранину и обжигал горло водкой.
Воровской ужин был великолепен: молодежь ела и пила с
жизнерадостностью, которая родилась там, в буйной схватке и диком
беге.
У одного дикого племени я спасал свою обреченную жизнь и оцененную
голову, потому что участвовал в походах Унгерна-Штернберга и вместе с
ним верил в возможность создания нового монгольского государства. Но
теперь мне было все равно – будет ли великая Монголия, поймают ли меня
эмиссары красной Москвы, убьют ли меня завтра. Правда была в том, что
Унгерна уже не было в живых, а меня приютило дикое племя бывших
соратников, и у них я жил фантастической жизнью…
– Пей, Дондок, что ты морщишься, как верблюд!
Все пьют. Тай-Мурза сияет, поминутно вскакивает и роется в добыче.
Вдруг он в недоумении останавливается и протягивает диковинную вещь, –
что это такое?
Все качают головами – никто не знает! Я знаю, но молчу, потому что
пьяный хохот душит меня, – это просто-напросто известная всякому,
страдающему несварением, кружка с резиновой трубкой и наконечником.
Молчание нарушается роем разнообразнейших предположений:
– Это – фонарь лентяев, чтобы задувать огонь, не нагибаясь!
– Нет, это – трубка великана, за которым шествует верблюд, нагруженный
табаком!
Рябой всадник Аматун пристально смотрит на таинственную вещь,
поднимает палец кверху и говорит:
– Слушайте, дураки! Я знаю эту вещь. Это бог деторождения! Я сам
видел, как он высоко висит на стене у постелей белых женщин. Самую
чистую воду приносят ему в жертву! Я сам видел это, когда мы грабили
Ургу!
Молчание. Все поражены: это, несомненно – бог.
– В таком случае, – медленно ворочая захмелевшим языком, говорит
Дондок, – я возьму его к себе: третий год у моей жены нет ребенка!
Он решительно хватает кружку и прячет ее под отворотом тарлыка на
груди.
– Как! Ты, сын десяти тысяч дураков, берешь его себе, когда у нас еще
не было дележа? Я тоже хочу иметь ребят! – бешено рычит рябой всадник.
– Тебе нечего беспокоиться, – невозмутимо отвечает Дондок, – в твое
отсутствие к твоей жене всегда заходит одноглазый лама; может быть ты
скоро будешь иметь ребенка.
Рябой нагибается вперед прямо через костер и обрушивается на Дондока.
Котел опрокинут, огонь залит. В темноте – свалка.
Я хохочу: бейтесь, ребята, из-за грошовой кружки! Она стоит того, раз
вы в нее уверовали!
Свалка стихает. Огонь раздут, а в стороне все глуше и глуше раздаются
стоны. Еще немного, и они заканчиваются протяжным хрипением…
Расстроен пир. Смущенные участники медленно расползаются по юртам…
Безжалостным холодом дышит разверстая пасть неба, мне кажется, что я
вижу мертвецов под песчанными буграми, они смеются… Мне чудится
озябшая смерть, которая сладостно греется в крови человека. И медленно
басом Баралтай начинает свою песню: к нему присоединяется Фей-ду, и
скоро хор скорбящих голосов, то замирая, то усиливаясь, рассказывает о
людском безумии, которому никогда не будет конца…
http://www-osd.krid.crimea.ua/~arv/
Roman V. Annenkov