«Руси есть веселье питье, не можем без того быти»… Несколько заблуждений о русском пьянстве!
Эту фразу князя-язычника Владимира Святославича, отказавшего имамам в принятии ислама Киевской Русью, — знает любой школяр. Если кто-то славян и русских ставит себе целью обвинить в древней приверженности «зелёному змию», начинает именно с этой цитаты.
Вторым аргументом является высказывание секретаря голштинского посольства в России Адама Олеария, который долгое время провёл у нас в 30-е годы XVII века. Любил посещать московские кабаки, оставил немало сочных и ярких картинок их жизни. Самих русских заклеймив так:
«Порок пьянства так распространен у этого народа во всех сословиях, как у духовных, так и у светских лиц, у высоких и низких, мужчин и женщин, молодых и старых, что если видишь по улице там и сям пьяных, валяющихся в грязи, то не обращаешь на них внимания, как на явление самое обычное».
Поскольку дельных описаний России всегда было очень мало в «цивилизованных» Европах, сочинение Адама Олеария разобрали на цитаты и откровенные штампы, из века в век тиражируя эту ахинею обиженного неудачника. Но традиция укоренилась. Путешественники и даже венценосные монархи, коль возникало желание побольнее пнуть нашу страну, обязательно начинали… с русского пьянства.
Ничего страшного в этом нет, поскольку европцы XVI-XVII столетий находились крепко подшофе. Квасили (пардон) так, что поверить в зеркальное положение вещей в какой-то далёкой «дикой Московии» — это как бог свят. Лидер Реформации Мартин Лютер был честнее, о своих соотечественниках писал в 1541 году:
«К прискорбию, вся Германия зачумлена пьянством; мы проповедуем и кричим против него, но это не помогает… Наш немецкий дьявол — добрая бочка вина, а имя ему — пьянство».
Неизвестно, например, с какого страшного похмелья Англия стала великой державой (не иначе, соперники в более пьяном состоянии пребывали), потому что производила столько пива и джина с начала ХVIII века… ну никак не меньше молока. Пили все, стар и млад, парламент и армия, церковь и работный люд, город и село. Чем дальше, тем больше. Сам глава правительства Уильям Питт Младший мог заявиться навеселе на заседание парламента; газеты смаковали подробности его банкетов и приёмов, не забывая указать:
«Премьер-министр по выходу из резиденции шатался подобно его собственным законопроектам».
Так откуда появилась стойкая убеждённость именно в «русском пьянстве»? Во-первых, повинна пропаганда, которая выбрала мишенью Россию во времена Ивана Грозного. Речь Посполитая и Швеция тратили огромные деньги на распространение всякой небывальщины «о варварской Московии». Наступала эра информационных войн, государственного чёрного пиара.
Смутное Время презентабельности России не прибавило, а стремительное движение к абсолютизму династии Романовых… попросту испугало впечатлительную «просвещённую публику» Запада. Появился неожиданный и неучтённый конкурент.
После Смуты наша страна становится очень закрытым местом, здесь не привечают иноземцев, которые обычно выступают на стороне врагов Москвы. Царское правительство всё чаще говорит «нет» на любые попытки проникновения иностранного капитала, отказывает в торговых преференциях. А когда в начале XVIII века русский солдат начал крепко поколачивать хвалёное европское воинство, градус нетерпимости только возрастал.
Что мог сказать о России битый король Пруссии Фридрих II после того, как по Берлину «ехали наши казаки»? Правильно, что русский народ «тупоумен, предан пьянству, суеверию и бедствует». А разгромленные французы после славного царствования Наполеона?
«Величайшее удовольствие русских — пьянство, другими словами — забвение. Несчастные люди! Им нужно бредить, чтобы быть счастливыми».
Такой пиар всегда был спутником любой «цивилизации», но с появлением газет… процессы неимоверно ускорялись. Любил приводить студентам простейший пример, как абсолютно спившаяся Англия XVIII века буквально за одно поколение посредством «Таймс» вылепила образ «ленивого, непостоянного, драчливого и вечно пьяного ирландца».
Целенаправленно утверждая: в грехе национального винопития повинны именно они. Спаивают дно лондонских и манчестерских рабочих кварталов, принесли беспробудное пьянство на флот, в армию, даже добропорядочные джентри поддались их «алкогольной магии» в глубинке. Хотя обычный русский купец, побывавший в Лондоне тех лет, … ужасался:
«Здешняя чернь предана пьянству, в шинках жертвует трудами целой недели и, отказывая иногда себе в пище, пресыщается джином до потеряния рассудка».
Переболела старушка Европа этой болезнью? Да. Очень изящно причём. Не сумев победить зло… замаскировала его под «культурные традиции». Думаете, меньше пить стали там? Я вас умоляю! Хлебают больше нашего на порядки, незаконный оборот спиртного — куда нашим бабкам-самогонщицам времён «сухого закона». Просто это… не очень заметно стало. Запад куда быстрее нас развил городскую культуру, перестал рефлексировать, раз в поколение объявляя непримиримую войну «зелёному змию».
Начиная с позднего Средневековья, Европы обогнали Россию в динамике общественной жизни, формируя совсем другую среду общения людей. Если для русского XVII века поход в корчму был целым событием (поди найди ещё!), то плотная урбанистика Европ предлагала на любой кошелек: таверну, кабачок, пивную, забегаловку. В шаговой доступности. Питейное заведение было неотъемлемым элементом «нормальной жизни свободного человека». С ненормированным количеством потребляемого спиртного.
Вторым элементом «незаметности» европского пьянства стала независимость (уже с XIII-XIV веков) от государства питейных заведений. Таверна никогда не была подотчётна фискальной политике, как это было в России. Попытки взять под контроль оборот спиртного расценивался населением как ущемление своих прав. Сначала купцы и буйные наёмники, затем зажиточные горожане «вольных городов» это возвели в некую добродетель «свободы».
Посмей тронуть главный центр общественной жизни! Так кабачки, пивные и таверны становились естественными центрами притяжения для абсолютно всех общественных групп и сословий. У всех были свои «клубы по интересам»: солдатни, моряков, бюргеров, купцов, студентов, разбойников, крестьян, цеховиков, церковников и даже обедневших аристократов.
Стать бургомистром или каким-нибудь «выборным магистрата», не имея в собственности хоть пару таверн… не смешите, ради святого, матушку-историю о городском самоуправлении Европ. Попробуй не выкатить несколько бочек пива (ежедневно!) нанятым воякам во время похода! Или не прописать в договоре найма работников — число положенных им кружек эля на ужин!
А что же Россия?
У нас всё особо складывалось, как обычно, шли собственным извилистым путём. Начиная с XV века процессы централизации княжеской (а потом царской) власти начали вторгаться в частную жизнь русского человека. Это коснулось досуга, само собой. Крестьянская Русь вкупе с малолюдьем немногочисленных городов сначала получила «корчемные дворы», затем — государев кабак. Везде из-за ковшика или чарки там торчали уши родовой аристократии. Позже — шапка Мономаха царствующей фамилии.
Знаете, что больше всего резало глаз иноземцев в России, коль они попадали за гудящий стол корчмы или кабака, любого застолья с хмельным? Не столько сам процесс пьянства (оно везде одинаково, хоть у папуасов). Абсолютно все подмечали, что русские не просто пьют, а стремятся создавать условия особых человеческих отношений в процессе. Французский путешественник де Кюстин с удивлением писал:
«Напившись, мужики становятся чувствительнее светских дам и, вместо того чтобы угощать друг друга тумаками, по обычаю наших пьяниц, они плачут и целуются. Любопытная и странная нация!».
Так появилось одно стойкое псевдонаучное убеждение на Западе, по сей день находящееся в очень респектабельной «Кембриджской энциклопедии России и Советского Союза»: пьянство в России являлось необходимой стороной процесса социализации общества. О, как! Наука!
Правы или нет наши «западные партнеры»? Отчасти. Если взять за основу огромный массив литературы, художественной и этнографической, становится понятно: русский типаж и личность имеют характерные особенности. Это повышенная эмоциональность (без сентиментальности, характерной для немцев, например) и… консервативность мышления. Русскому очень трудно переключаться с одного вида деятельности на другой.
В принципе, социальной психологией это подтверждается. В начале Миллениума ЕС и РФ проводили любопытные социологические исследования. Оказалось, что русские в два раза чаще «выходят из себя», чем их немецкие и французские одногодки почти всех возрастных групп. Но! Столь же легко забывают про обиды, почти мгновенно «отходчивы». Самыми злопамятными (тут и без науки любой понятно) оказались… англичане.
В чём секрет
этого пресловутого «эмоционального консерватизма» русских? Этнографы считают: в сложной системе ритуалов. Русь слишком долго и успешно сопротивлялась восточному обряду христианства (православию), находя в собственном полу-язычестве равновесную систему душевного комфорта. Древние ритуалы и традиции тесно переплетались с чужеродной «княжеской верой», не конфликтуя прямо.
Эти правила игры наполнили календарь повседневной жизни русского крестьянина огромным количеством точек эмоциональной разрядки, которым сопутствовало особое настроение. Потом, плюнув на хитрых безбожников, Церковь возглавила процесс, создав строгую систему праздников, расписав и упорядочив собственные интересы и… согласившись смотреть сквозь пальцы на «бесовские игрища» паствы.
Вот и вырос русский народ особым образом. Если уж гулять, то строго по какому-нибудь поводу. Сохраняя видимость строго церковного ритуала, потом скинуть бремя повседневных тягот и забот, разгуляться в языческих игрищах и плясках. Чтобы утром опять вернуться в обыденность с помощью иных ритуалов. Но сначала это происходило не во хмелю, как многие стараются представить честной публике.
Пьянство и праздники очень долгое время ходили порознь на Руси. А как социальное явление — вообще появилось в Новое Время, когда полностью была разрушена земская система самоуправления. Эмоциональное равновесие русского общества стало нарушаться в процессе крепостничества, с развитием рынка и товарно-денежных отношений. Когда пошёл отток части населения в города «на заработки и промысел».
Если совсем просто очертить ситуацию: народ не справлялся с ростом налогов, повинностей, откровенных поборов. Приходилось всё больше работать, не получая от этого прежнего удовлетворения. Только злость накапливалась, едва сдерживаемая «христианской моралью» ещё одного ярма на шее — в лице алчной Церкви. Если религиозные стольные праздники ещё приносили какую-то разрядку, то прежние полу-языческие игрища уходили в прошлое. Всё чаще были «недосугом».
А выпить водки, особенно когда государство настаивает на этом процессе, — стало некой отдушиной. Чем меньше оставалось праздничного времени, тем больше народ стремился в кабак. Снять эмоциональное напряжение, а не отдохнуть. Постепенно вокруг чарки и ковшика стали появляться ритуалы и специфические обряды. Строго в рамках уже сложившегося менталитета.
Запила Россия повсеместно горькую? Тоже нет. Несмотря на растущую от царя к царю: кабалу, безнадёгу, отсутствие гарантий частной собственности и пресловутых прав личности. Всё более дорогие и опустошительные войны, Смута, внутренняя нестабильность, участившиеся восстания и рост несправедливости… но в то же время гигантские просторы державы. Когда можно просто уйти, самому или по царскому указу.
Постепенный слом и размывание общинных патриархальных традиций, процессы внутренней миграции, ряд социальных и культурных потрясений с начала XVII века всё активнее стали формировать хорошо знакомый нам «национальный характер», специфику образа жизни и традиций уже имперского народа. В суровых климатических условиях.
«Наш работник не может, как немец, равномерно работать ежедневно в течение года — он работает порывами. Это уж внутреннее его свойство, качество, сложившееся под влиянием тех условий, при которых у нас производятся полевые работы, которые, вследствие климатических условий, должны быть произведены в очень короткий срок». (XIX век, А. Н. Энгельгардт)
Что получилось?
А получился столь любимый классовыми теоретиками «не буржуазный тип личности» русского человека. Где мало места осталось от прежней «умеренности и аккуратности» славян, с их терпеливым и последовательным образом жизни. С острым чувством справедливости, личной свободы, постоянного следования «ряду и договору». Появилось в мышлении некая удаль, граничащая с отчаянием.
Когда дотошный иноземец не может получить вразумительный ответ от русского деревенского старосты: что здесь принадлежит тебе, что царю, а что помещику и Богу… Когда «жизнь — копейка» и «либо грудь в крестах, либо голова в кустах». Это уже менталитет. Очень далёкий от «умеренной середины», столь почитаемой на Западе. Где всё разложено по полочкам, всяк знает собственный шесток, формы собственности детально очерчены законами, права и обязанности в системе «государство-личность» понятны с младых ногтей. Когда можно «вдолгую» планировать очень много полезных вещей.
Русское общество получило (помимо абсолютизма в форме не самых прогрессивных восточных деспотий) ещё один удар — церковный раскол. Когда одна часть общества сохранила бережное отношение к деньгам, собственности и личной свободе, а другая очень быстро разучилась соотносить расходы с доходами, махнув на многое рукой.
Это коснулось и пресловутого «русского пьянства». Старообрядцы были чужды греху винопития до Никона? Нет, конечно. Но как только государство объявило им войну, немедленно стали трезвенниками. Чтобы не давать повод к репрессиям — полностью отказались от прежних традиций «пития», гуляний и домашнего производства хмельного. Чтобы не кормить Антихриста (царя и правительство) своей заработанной копейкой — «государевы кабаки» назначили преисподней для христианской души.
Не столь принципиальные в вопросах вероисповедания их соотечественники пошли другой тропкой. Порой кривой, как походка завзятого выпивохи. Слабость городской культуры, неразвитость общественной жизни на селе порождали скуку смертную. Где из развлечений: государев кабак да воскресная служба в храме, хоть на яркие краски и нарядный народ глянуть можно. Русские классики, этнографы и мемуаристы это метко выхватили:
«Безусловная безнадёжная покорность ко всем случайностям, равнодушие ко всем неудобствам, несчастьям и недостаткам в жизни есть единственная характеристика жителей города Одоева и уезда его…
…жители… отличаются удивительной сметливостью, выражающейся нередко в самых затруднительных, тяжёлых и критических моментах жизни, необыкновенною находчивостью;
но особенною деятельностью они не отличаются, а напротив того, в работах ленивы, в хозяйстве, торговле и промыслах небрежны, во всех действиях своих поступают как попало, наудачу».
Выводы.
Природа не терпит пустоты, тем более дисбаланса в равновесных социальных системах. Став по отношению к государственному давлению, чиновничьему произволу равнодушно-озлобленным, русский человек распробовал безудержность и лихую удаль, как оборотную сторону своему долготерпению и покорности.
Жёсткая регламентации службы и быта, постоянный тяжёлый труд (часто не перспективный для личного благосостояния), невозможность отстоять справедливость… привело русского крестьянина и обывателя в знаменитый, не знающий меры «загул».
Неважно какого ты чина, звания, сословия. Загуливали абсолютно все, вплоть до царской фамилии. Родовое помещичье гнездо, дворянская городская гостиная, полковое собрание, ресторан, трактир, еврейский шинок или полотняный «шатёр-колокол» — выбирай. Прокутить недельный заработок, осенний урожай, жалованье или капитал с состоянием — это была некая национальная удаль. Приводящая иноземцев в состояние восторга и ужаса.
Но царил над всем этим безобразием спрут, «государев кабак» (рекомендую почитать, как именно Россию стали спаивать строго в рамках государственной политики). Ничто так динамично и последовательно не развивалось после Смутного Времени, как кабацкое дело, тщательно охраняемое и пестуемое государевой казной. Это вам не немецкая пивная или английский паб… тут сети раскидывались хитрее, вырваться было трудновато из цепких лап ковшика или чарки.
В Новейшее Время кабак тоже эволюционировал, как социальный институт менялся, перестав быть полностью казённым, проник во все сословия с богатейшим выбором уровня обслуживания для всех слоев общества. Но неуклонно продолжал формировать особую культуру и стиль времяпрепровождения русского человека.
Так есть «русское пьянство» или нет? Лично уверен, строго по науке — нет. Не стоит рефлексировать и морализировать тему по поводу образа жизни наших предков, проводить какие-то строгие параллели в современность. Русский пил всегда меньше «цивилизованного европца», временами — на порядок меньше (турецкие отели для наглядной иллюстрации вполне подойдут). Просто обзавёлся очень непонятной иноземцам культурой этого процесса.
Что это было: неосознанный социальный протест, скука и безнадёга провинциальной глубинки, потеря многих прежних традиций, целенаправленная государственная политика? Всего понемногу. С удовольствием изучу соображения искушённого жизненным опытом Читателя. Тема, само собой… не закрыта…
"На лишние деньги можно купить только лишнее. А из того, что необходимо душе, ничто за деньги не покупается. Генри Торо"