Очевидное для многих благо может скрывать в себе неочевидное зло. А зло представлять собой большее добро, чем очевидное для многих добро.

Якобы Иисус Христос якобы сказал: «Любите врагов своих и благословляйте гонящих вас». Ибо враги делают нас лучше. И в то же время «Ваши домашние — враги ваши». Потому что они часто и губят нас. В очевидном зле — благо, в благе — погибель.

Вкусная еда и питье, общепринятые блага — болезни тела, а болезнь, как общепонимаемое зло — «заноза в теле, страдание, которая делает нас лучше через страдание». То есть благо.

И, кажется, только одно явление в амбивалентном и зыбком мире людей незыблемо в своем абсолюте зла и не несет никаких положительных значений: СОБСТВЕННАЯ СМЕРТЬ.

Многим трудно, невозможно помыслить о СОБСТВЕННОЙ СМЕРТИ, как о каком-то, маломальском благе для себя.

А между тем, по логике вещей, если все, о чем мы рассуждаем, имеет альтернативу, варианты и может рассматриваться под углами от очевидного зла до неочевидного блага, то и наше представление о смерти не должно быть исключением. Абсолютное зло собственной смерти неабсолютно и может, должно, рассматриваться как меньшее, чем принято считать, зло и как благо тоже.

Большинство людей — узники своего времени и собственного социума с его ценностями, перцепциями о добре и зле, понимании смерти. А между тем на свете были и есть народы, которые, в отличие от нас, танцуют и поют, радуются на похоронах. Например, истинные буддисты искренне считают, что их пребывание на Земле — одно из многих, и к своему нынешнему существованию не относятся с такой серьезностью, как люди западной цивилизации.

Страх смерти инстинктивен и редко содержит в себе какую-либо мысль выше животного начала. Потому как стоит нам задуматься о том, почему же смерть всегда без исключения — зло, как мы силой мысли начинаем уходить от животного, непостижимого страха прекращения своего бытия и постигать новые аспекты такого абсолюта зла, как СОБСТВЕННАЯ СМЕРТЬ.

Например, смерть — как прекращение земных страданий. Страданий и немощей тела. Сколько еще терпеть свое разбитое, парализованное, беззубое, страдающее от провалов памяти и недержания мочи непослушное тело? И какое счастье, что всему этому есть конец и нет того самого бессмертия, к которому так стремятся дураки.

Или смерть — как прекращение бесконечной земной суеты, когда один день похож на другой, и все в ней ради живота своего или бренной славы, и все в этой жизни давно знакомо и познано? Доколе еще? И зачем?

Смерть — как окончательный побег от земных ужасов, творимых глупцами и проходимцами всех мастей во все времена — войны, пытки, тюрьмы, кризисы, работа всю жизнь, налоги, общественное мнение… Где не самые лучшие представители рода человеческого правят бал, а люди достойные часто влачат жалкое существование…

Или смерть — не просто как избавление и не как конец всего, а начало всему?

Понимание смерти не может быть аксиомным и неизменным. Во всяком случае, для думающего ума.

И в качестве финального бонуса некоторые мысли на заданную тему, в качестве пищи для ума:

Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать — удел завидный…
Отрадно спать, отрадней камнем быть.
© Ф. Тютчев

А что такое смерть? Такое ль это зло,
Как всем нам кажется? Быть может, умирая,
В последний горький час дошедшему до края,
Как в первый час пути, — совсем не тяжело?
© Ронсар Пьер

«Жизнь — странная вещь. Много я думал, долго размышлял о ней, но с каждым днем она кажется мне все более непонятной. Почему у нас такая жажда жизни? Ведь жизнь — это игра, из которой человек никогда не выходит победителем. Жить — значит, тяжко трудиться и страдать, пока не подкрадется к нам старость, и тогда мы опускаем руки на холодный пепел остывших костров. Жить трудно. В муках рождается ребенок, в муках старый человек испускает последний вздох, и все наши дни полны печали и забот. И все же человек идет в открытые объятия смерти неохотно, спотыкаясь, падая; оглядываясь назад, борясь до последнего. А ведь смерть добрая. Только жизнь причиняет страдания. Но мы любим жизнь и ненавидим смерть. Это очень странно!»
© Джек Лондон