Когда-то в Змеиногорске звучала песня: …

Что на горке, на пригорке Стояла контора.
Что во этой во конторе Живет главный пристав.
Выходил-то он, собака, На красно крылечко,
Выносил-то нам, собака, Кайлы и лопаты…

Точность песни – прямо-таки топографическая, поскольку уцелевшее здание горной конторы (бергамта) стоит на пригорке, чуть пониже того места, где некогда находился храм Преображенья Господня, построенный в начале XIX века, а теперь сереет кирпич Дома культуры. Но здание бергамта не самое старое из уцелевших построек минувших времен. В середине века восемнадцатого от второго бастиона земляная стена Змеиногорской крепости уходила на восток по 1-й Пихтовской улице. Теперь это улица Щорса.

Первый Музей истории горного дела на Алтае (тел. 22682 (8-38517-22682).

На улице Щорса и расположено крепенькое зданьице Музея истории горного дела на Алтае. Не секрет – нынешние музеи зачастую располагаются в зданиях приспособленных и случайных. Иное дело – здание Музея Змеиногорского. Оно сразу было задумано и выстроено под историческую коллекцию, и благосмысленный поступок был сделан человеком, которому город многим обязан – Петром Козмичем Фроловым. Замысел его осуществлен в 1823-1825 годы.

Окно в подземный Змеиногорск XVIII столетия – Екатерининская шахта.

Поищите что-либо подобное в городах Сибири вряд ли найдете. Даже краевой краеведческий музей в Барнауле, основанный тем же Фроловым, размешен в бывшей пробирной лаборатории Алтайского горного округа. Но, несмотря на такое удачное начало, судьба Змеиногорского музея темна. По крайней мере сейчас невозможно достоверно сказать – чем был наполнен музей в девятнадцатом веке и почему вместо музея по этому адресу посетитель находил винную лавку, а бывшие экспонаты были розданы змеиногорским мещанам. Пожалуй, не сложно было бы перечислитель описать все достояния нынешней коллекции Музея истории горного дела, в том числе и те, что приведены в предлагаемом рассказе как иллюстрации. Все это посетители увидят своими глазами, а историю экспонатов услышат из уст экскурсовода. Деятельная полоса освоения недр горы Змеиной и других рудных точек в окрестностях города-крепости, коих в XIX веке насчитывалось более пятисот, связано с именем Демидова. Но черпнуть из щедрот горы Змеиной уральский заводчик не успел – Алтай взял в свои руки Императорский двор. Именно с этим периодом связаны судьбы нескольких саксонских мастеров горного дела: И.Юнганса, И. Христиани, X. Шмидта и других. Участие саксонцев и выпускников Фрейбергской горной Академии в освоении Алтая – тема малоизученная, и музею предстоит еще разрабатывать этот пласт промышленной культуры.

Горняцкие лампы и светильники. Первая электростанция на Алтае появилась в Змеиногорске благодаря рудному делу.

Во второй половине XVIII столетия в Змеиногорске с полной силой проявился талант русского гидротехника Козьмы Дмитриевича Фролова. Не менее талантливо заявил о себе как инженер и средний сын Фролова – уже упоминавшийся Петр Козмич. По его проекту с 1808 года доставка руды от шахты до фабрики производилась по первой в мире! надземной железной дороге протяженностью около 2 км. Неменее известен П. К. Фролов как основатель первой типографии и бумажной фабрики в Барнауле. И совсем мало мы знаем о Фролове – знатоке древних рукописей. Коллекцию его книг рукописных и старопечатных, русских, персидских, китайских, монгольских и латинских в 1817 г. приобрела Императорская Публичная библиотека за 20 тысяч рублей серебром. Не только Фролов был известен в столице. Змеиногорские горняки в Российском государстве всегда были на виду. Когда в начале XIX века, после заключения Георгиевского мирного трактата с Грузией, Петербург формировал команду для разведки золота на Кавказе, змеиногорские специалисты вошли в состав экспедиции наравне с уральцами. Не обходили вниманием Змеиногорск и зарубежные ученые. В XVIII в. здесь побывали И. Гмелин, И. Фальк, 3. Лаксман, П. Паллас и множество менее известных исследователей, а в следующем столетии А.Гумбольдт, К.Ледебур, А. Брем. Поводом к тому служила громкая слава Колывано-Воскресенских заводов, в систему которых входила и Змеиногорская рудная провинция. По крайней мере, когда Гмелин осмотрел здешние шахты, он записал восхищенно: “Если бы наша земля в Германии была в таком обилии, то, боюсь я, вся почва была бы так раскопана, что нельзя было бы и шагу ступить из-за провалов”. Восхищение воспринимается как оценка щедрости алтайских недр. Но к ним еще нужно найти ключ. Практическое дело горняков в XIX в. связано не только с именем Фролова. На рудных полях Алтая оставили свой след Г. Качка, В. Чулков,Г. Спасский, М. Лаулин, П. Залесов, А. Кулибин, В. Речкунов… Что же говорить о том, что несколько поколений русских горняков, имена которых сегодня можно отыскать только в архиве, держали руду, как говорится, на кончике кайла, извлекая ее из забоя, принимая на шахтном дворе и обогащая по новейшим европейским технологиям до того состояния, когда сырая руда готова для извлечения золота, серебра, меди и свинца. Уместно спросить сегодня – что значила бы в мире российская казна без алтайского серебра и золота? Были годы – более тысячи пудов серебра давал Алтай на валютный двор страны. Сегодня можно подсчитать, сколько добыто на Алтае металла. Цифра будет впечатляющая. А что вместо изрытых окрестностей получили взамен горняки, вложившие жизни в могущество державы? И это относится не только к веку минувшему! Колониальный Кувейт выглядит царствием небесным по сравнению с некоторыми горняцкими поселками!

Пушка из Змеиногорской крепости, которую никто и никогда не штурмовал.

Кандалы и кистень. Здесь и вспомнишь легенды о беглецах братьях Белоусовых, о разбойнике Криволуцком который умел пулю заговаривать…

Какие-то отблески былой обеспеченности горных инженеров сегодня можно увидеть в Змеиногорском музее. Еще меньше осталось следов предметов материальных – свидетелей первородного быта простых горняков и приписанных к заводам крестьян. Но и по уцелевшему можно судить, сколь немногим мог, а  точнее,  вынужден был довольствоваться горняцкий люд. Лучшие свидетельства нашей алтайской истории находятся, увы, не на Алтае. Они в Эрмитаже, в музеях Москвы, в Париже, удивительные образцы народной вышивки – в сундуках Сибирского отделения Академии наук, староверческие иконы разворованы и рассеяны по белу свету… Тем ценнее для нас собрание Змеиногорского музея, создание которого в 1985 году я воспринимаю как противостояние великому разбазариванию ценностей, имеющих самое прямое отношение к истории вхождения русских людей в Алтайские горы, к истории осмысления природных богатств редчайшего по красоте края.

В этом молоте бронзового века зафиксирована половина таблицы элементов Менделеева.

Колокольная бронза Валдая и Тюмени. Кто знает – может быть, эти колокольчики отливали из Змеевской серебристой меди.

Колыванская ваза изготовлена для Змеиногорского музея из той же яшмы, что и знаменитая эрмитажная “Царица ваз”.

Дорожный самовар, ваза и поднос, сбереженные горожанами для возрождения музея

 Инструмент легендарной “чуди”: ступа и пест для приготовления первобытного хлеба.

Сеяльница, совок и туес, не увезенные путешествующими скупщиками старины.

 Когда-то мы любили коней и украшали их не хуже женщин…

Музей – это человек, его создавший. В Змеиногорске – это Валентина Ивановна Смирнова. И ее земляки! Рывок в собственную историю и в историю державы был бы невозможен без участия в судьбе музея Михаила Михайловича Филипповича, геолога В. М. Чекалина, без помощи змеиногорцев И. М. Колтунова, А. В. Денисовой, В. И. Позняковой, В. И. Болдакова, братьев Я. А. и П. А. Володьковых. Это они, объединенные патриотическим замыс­лом Петра Фролова, не осуществленным полностью в прошлом веке, сегодня встали на защиту родного города от нашествия чумы псевдо цивилизации и беспамятства.

Александр РОДИОНОВ.