А противостояние здесь было издревле. Первые догадки появились в 1983 году, когда путешествуя по селам Горной Колывани, я впервые рассмотрел знаменитые старообрядческие вышивки — ряды свастических узоров на опоясках и обрядовых полотенцах. Впрочем, по небольшому опыту изучения археологии я уже знал, что «четырехкрюшный», как его называли, знак не случаен в Западной Сибири и присутствие его прослеживается на этих землях из глубины веков, от изображений на дне сосудов «андроновской» культуры. А в то лето я впервые столкнулся и с другой стороной алтайской традиции.
В беседах с местными краеведами и деревенскими старушками я пытался выйти на пласт местного демонологического фольклора. В то время публика была сравнительно мало знакома с юнговской теорией архетипов, но свежа была в памяти напечатанная в «Советской этнографии» статья Санарова «НЛО и энлонавты в свете фольклористики», где доказывалось, что жанр былички (как правило, рассказ о встрече с нечистой силой) — жив. Уже начиналась уфологическая эпидемия контактерства, любители ловили «снежного человека», в общем, было ясно, что человечество по-прежнему окружено нечистью, но облик ее со временем меняется.
