Корова!…Корова!…

"Бездеятельность иногда приводит к катастрофической безрезультатности!" Станислав Ежи Лец

Корова!…Корова!…

                             Юрка проснулся в прекрасном настроении. Они с друзьями десять дней помогали родителям на прополке колхозной свеклы (будь она неладна!) и, наконец, вчера вечером всё закончилось. Прополка хотя и была простым, но одновременно и тяжелым делом. Бесконечные рядки этой самой свеклы уходили за горизонт… жара… и так целый день – от рассвета до заката. Старый водовоз дядя Вася то и дело ехал за новой порцией воды.  Худая лошаденка, мотая головой, уныло тащила телегу с бочкой, вода из которой расходилась минут за двадцать – тридцать, и – снова к роднику…  Это было вчера, а сегодня с утра они с пацанами идут на рыбалку, по которой очень соскучились.  Скоро середина лета, а они, перешедшие в пятый класс, почти не успели порыбачить. С начала лета отрабатывали в школе практику, затем, вот, свекла.

                            Юрка быстро собрался, черви были приготовлены с вечера, появившихся недавно кузнечиков можно было поймать на месте. Кусок соленого домашнего хлеба, составлявший  дневной рацион, был уложен в карман бессменной  толстовки. Самое ценное, что было у Юрки – это удочка. Она состояла из настоящей заводской жилки, и  заводского же крючка. И неудивительно – отец Юрки часто бывал в райцентре, и как-то захватил в магазине и крючки и жилку. Шел 1966 год,  в магазинах стали появляться такие товары, но их было так мало, что все привыкли обходиться самодельными крючками из разогретой на огне иголки и жилкой  из конского хвоста. Ловить ими можно было, но заводские изделия были на порядок качественнее и крепче. Оторванный крючок всегда доставали, иногда ныряя по нескольку раз. Грузила делали из свинца, которого было вволю,  поплавком служили пробки от водки. Жаль, что их теперь не будет – пробки для водки стали делать из тонкой алюминиевой фольги. Весело мурлыкая знакомый  мотив, Юрка спешил  на  место сбора. Всего собрались четверо человек: одноклассники Витька – Идол, Вова – Корова и младше всех на 3 года,  Санька, по кличке Шушлик. (Санька картавил и шепелявил и поэтому выговаривал слово “суслик” как “шушлик”). . Правда, у Вовы – Коровы удочки не было вообще. И ему предстояло весь день таскать чью – то рыбу и  быть на подхвате по любому вопросу, наловить кузнечиков, например.. За это владелец рыбы обязан был в конце дня дать свою удочку, чтобы Вова смог порыбачить. И, если другие не обижались на клички, то Вова  приходил в ярость, когда его называли Коровой. Не сговариваясь, все двинули вверх по течению речки, где, по словам Шушлика, он обнаружил почти на мели стаю огромных пескарей, которые жадно хватали любого червя, и где он оторвал на днях крючок, который так и не нашел. Видимо, задел за камень, и крючок потом упал на дно, где голодные рыбы мигом схватили кусок червя на крючке. Шушлик так образно рассказывал, шепелявя и картавя  больше обычного, что всем казалось – вот, оно, рыбацкое счастье, протяни руку – и оно у тебя!

                               Через час  рыбаки были на месте. Речка тут бежала быстро, но в одном месте на дне была небольшая ямка, сантиметров шестьдесят, в которой…матерь божья!… – стояли и шмыгали полчища темноспинных пескарей!  Да не маленьких, с папиросу, а настоящих, полнокровных “стогомётов”. По установившейся в деревне традиции пескарей называли так же, как и работников на сенокосе:  маленький – “копновоз” (даже шести – семилетние пацаны могли возить на коне копны), крупный  – “стогомёт” (взрослые парни и молодые мужики вилами закидывали по целой копне зараз на вершину стога).  А  громадного, похожего  на маленького усатого сома пескаря, граммов на 200 – 250,  благоговейно называли “царь”. Так вот, почти вся стая состояла из одних “стогомётов”! Подняв к удилищу поплавки, друзья надев на крючки по кусочку червя, забросили удочки прямо в шевелящуюся темную массу…последовали рывки лески в стороны…  подсечка!… темноспинные рыбины, с тяжелым чмоканьем вылетели из воды и тяжело “заплясали” на лесках! Трясущимися руками рыбаки сняли рыб, и выломав из тальника по большой “снизке”, надели пескарей на них. Только Вова решил схитрить – он сделал снизку из найденной тюковой проволоки, и, взяв пескаря  у Юрки, надел на нее. Значит, будет таскать Юркину рыбу. Да оно и понятно – удочка – то заводская… И, пошла потеха! Пескари клевали сходу, только забрось крючок с червяком! И никто не ждал окончания поклевки, кинул – и через пять секунд тяни, уже точно, крупный пузатый пескарь висел на крючке! Друзья так увлеклись, что забыли про еду и время… Когда стая поредела, оставшиеся вдруг перестали клевать. Видимо, уже накололись на крючок, или просто так поумнели…

                             Опомнившись, все стали считать улов. Больше всех рыб было  у Юрки – семьдесят четыре жирных, скрипящих пескаря – “стогомёта”! Да  оно и понятно – удочка заводская, уловистая. От неожиданной удачи друзья были на седьмом небе от счастья,  Шушлик все повторял = Ты шмотри – все “штогомёты”… ты смотри – все “штогомёты”!  = Тут все почувствовали, что проголодались. Положив тяжелые снизки, топорщившиеся,  как елка, пескарями, в специально вырытый в песке неглубокий канальчик,  все присели на траву и с аппетитом стали есть хлеб. Можно было уже идти домой – улов был более, чем прекрасным, но,  азарт, азарт! Время было мало, до вечера далеко, и можно было, передвигаясь вниз по течению речки в сторону деревни, половить еще. В прекрасном настроении, запив хлеб водой прямо из речки, все двинулись по берегу к деревне. Метров через двести был глубокий омут и все мечтали поймать там крупного чебака. Мечтать – то мечтали, но сколько раз засёкшийся на самодельный крючок  чебак, как паутину,  рвал леску из конского хвоста. Так что, остро переживая за свои неполноценные снасти и жалея крючки, друзья с завистью “поручили” чебаков Юрке, который точно знал – его леска выдержит. Вова с готовностью поймал шесть кузнечиков и держал их в кулаке. На подходе к обрыву возле омута все сели на траву, а Юрка,  взяв у Вовы кузнечика, еще раз усовершенствовал удочку. Мало того, что она была уже без поплавка, Юрка снял и грузило. Он самостоятельно догадался до такой снасти, слушая рассказы старших парней о ловле чебаков. Такая снасть называлась “ширкалкой” и позволяла кузнечику не тонуть, а плыть поверху, что было естественнее для рыбы. Подкравшись из-за кустов, Юрка взглянул на поверхность омута…. двенадцать огромных чебаков лениво ходили туда – сюда, периодически тыча носом то  павшую пушинку, то листик. Сердце у Юрки стучало так громко, что кажется, еще немного – и рыбы услышат. Трясущимися руками он забросил “ширкалку”. Едва  кузнечик  коснулся воды, из под нависших ветвей ивы,  промелькнула быстрая тень и свободная леска ушла  вглубь. Выждав секунды четыре, Юрка подсёк  и тут же ощутил мощное сопротивление крупной рыбы. Он тянул  осторожно, ведь еще надо  поднять ее на обрыв! Наконец появилась  голова мощного ельца и мальчишка повел его туда, где берег  ниже – все больше шансов вытащить его наверх. Елец сопротивлялся, булькал, бил хвостом, но заводские крючок и леска “ноль – двадцать пять”  были  не под силу этой прекрасной белой рыбы, да и заглотал он крючок глубоко вовнутрь… Напряженное усилие – и вот красавец – елец на берегу в траве! Во рту у рыбака пересохло,  руки затряслись…. Вышколенные пацаны почти ползком приблизились  к Юрке, и, чуть не плача от зависти,   разглядывали  рыбину. Шушлик от нетерпения все пытался сказать = Елес! Елес! = но на него шикнули, а Идол поднес  к его носу кулак… Было принято  решение  разрезать грудь ельца снизу и освободить  крючок, благо у каждого был складной нож. Как можно тише,  в отдалении от края обрыва, ельца вскрыли,  крючок освободился. Юрка на цыпочках вновь приблизился  к краю. На сей раз чебаков  меньше, видимо, напугались бульканья ельца. Очередной заброс…. секунд десять… Юрка даже не понял ничего, увидел  только уходящую в глубину леску. Подсечка!… удилище согнулось  в дугу, леска режет воду.. поводка, … и, вот он, второй брат – близнец первого ельца! Руки..руки трясутся, азарт!  Шушлик чего – то шипит, брызгая слюной, пацаны дают ему подзатыльник… очередная операция – и крючок на свободе! Снова и снова забрасывает Юрка удочку.. еще две рыбы пополнили снизку с пескарями. А потом.. а потом перестало клевать, потому что Юрка, вываживая последнего ельца, случайно обломил  кусок дерна с обрыва, и он упал с большим шумом в воду… И только тогда Юрка осмысленно посмотрел  на друзей, на снизку,  и на удочку. = Вот повезло, так повезло! Как ты только вытащил? = возбужденно спрашивали  пацаны, а Шушлик, шмыгая носом, произнес  = И я дома “фырфалку” сделаю! = Все смеются над “фырфалкой”… У Юрки снизка самая большая, метровая, не меньше. Вова вопросительно смотрит на Юрку – мол, пора бы и дать удочку порыбачить! Но это против “правил”: хозяин удочки сам определяет, когда пожертвовать удочкой. Да и вообще вправе отказать…. заводи свою и рыбачь вволю. Вон даже маленький Шушлик не поленился сходить на конный двор и вымолил у конюхов разрешения выдернуть из  хвоста серой кобылы по кличке  Серуха с десяток длинных волосин. А Вова поленился…  Понимая, что ему сегодня сказочно везет, Юрка решает не обходить рос
ший ниже по течению плотный ивняк, и проводит рыбацкий отряд в нижней части омута на правую сторону речки. Там глубина почти по грудь, но все преодолевают препятствие мужественно, в приподнятом настроении. Мало кто знал, что неприступная из – за ивняка  речка с левой стороны, была  очень даже доступная с правого берега. И  там был шестиметровый перекат,  ниже его вода на большой акватории медленно закручивалась, образуя   пенный,   вяло двигающийся  по спирали поток. Глубина была тут небольшая, не больше метра, но на вид можно было подумать, что тут глубина порядочная. Все, кроме Юрки, замерли – так красиво и величаво вода двигалась  только здесь, такого они еще  не видели. Ниже по течению был еще один небольшой перекат. Юрка, забрав у Вовы последних кузнечиков, и,  поставив поплавок и грузило,  забросил  удочку в самый бурун. Поплавок пошел   по окружности, затем, резко остановился  и, кивая, медленно погрузился в сторону противоположного  берега. Секундная подсечка, шлепанье по воде.. огромный пескарь – “царь” сидел на крючке! Он настолько большой, что просто не верилось! Все засуетились, забрасывая свои удочки, и внимательно провожая взглядом поплавки. Поклевка у Идола! Идол, пятясь медленно подтащил “царя” к берегу.. бросок! И черный усатый пескарь в руке! Юрка снова забросил удочку. Шушлик в это время  выше по течению переходит на другую сторону, клюет – то под тем берегом! Вова со снизкой в руках тоже последовал за ним, так лучше видно. Интересно, что “цари” брали на кузнечика, ведь любимая еда для пескарей – это обыкновенный червяк. Устроившись напротив, Шушлик воткнул свою ивовую снизку в берег на  уровне воды, а то рыба уже стала подсыхать. Вова тоже втыкает  проволоку в илистый берег, что не очень нравится  Юрке . = Смотри, течением вырвет, это же не деревяшка! = недовольно говорит он Вове. = Да нет, не вырвет, я постоянно тут смотрю! = беспечно отвечает тот  = Зацепи за воткнутую палку! = настаивает Юрка = Юр, ну я же рядом, постоянно смотрю! = Тут у Юрки клюнул очередной “царь”.  Он вытаскивает и   перебрасывает  “царя” через речку Вове и он надевает его на снизку.   Идол тоже  вытаскивает, но только “стогомёта” – у него кончились кузнечики,  и он ловит на червя. Тут пошли в ход черви у всех, и клев продолжается . Удилища так им мелькают… Тут и  Шушлик тащит “царя”, тот обрывает леску у самого берега! Пацан как кот прыгает в речку… и ловит его руками! Вот,  настырный  Шушлик! Пока он выбирается, пока вытирает  грязь, все хохочут! Внезапно Юрка перестает  смеяться и побледнев,  замолкает. Идол, глянув на него, тоже замолкает. Лишь Вова еще ржет. Но и он, почуяв неладное, недоуменно смотрит на Юрку.  = КОРОВА. РЫБА. ГДЕ? = жестяным голосом произносит  Юрка. Вова уставился на то место, где была рыба – СНИЗКИ НЕ БЫЛО! Все окаменели… такого еще не бывало! Чтобы кто – то потерял, не уберег чужой улов? Да еще не малыш, не мелюзга, а вполне развитой пацан двенадцати лет, старше всех  одноклассников на год? Этакую громадную снизку с кучей прекрасной рыбы? Всё происходившее было похоже на кошмарный  сон, на фильм с чудищами, и было сродни святотатству… У Юрки свело скулы, кожа на голове натянулась, казалось, волосы собрались в пучок. В спине началось покалывание – так всегда было перед драками, когда приходилось защищаться или наказывать какого – нибудь негодяя. Не владея собой, сжав кулаки,  он двинулся к Вове.  Вова, со страхом и ужасом смотрел на Юрку…  выхода не было… = Юр, я щас…Юр, я найду… в воду… она тут… найду… = пролепетал он и прыгнул в воду. Идол с Шушликом на всякий случай отодвинулись подальше – они знали Юрку,  и то, что могло последовать, представлялось им ужасным…  Вова отчаянно шарил  руками по дну, нырял, бегал на второй перекат… все было напрасно.. . Рыба как сквозь землю, сквозь дно провалилась! Наконец он понял, что все потеряно…  не хотелось  верить, но это было так. Юрка, зверея двинулся на Вову. Рухнуло всё – улов, прекрасное настроение, вера в человека, который железно должен был исполнить свой долг, а, рыбы – то сколько…  пескарей… ельцов… Все навалилось на него так, что трудно было дышать. Вова стоял в мокрой одежде на берегу и затравленно смотрел на приближающегося Юрку. И Юрка ударил его кулаком в лицо. Страшно ударил. Голова Вовы мотнулась, из носа брызнуло… Он упал. Потом успел встать только  на колени. Юрка ударил  с левой,  как цепом. И продолжал бить, как бил бы самого заклятого врага. Горечь утраты рыбы,  веры в человека, всего самого святого,  придавали ему силы. Юрка не сдерживал себя, в его  груди поднялось звериное чувство, он
бил Вову, как взрослый мужик.. он его просто убивал! Вовино лицо стало похожим на подушку… кровь была везде – на лице, на мокрых волосах, стекала по грязной одежде… но он молчал. Видимо, не успевал что – либо крикнуть. А  Юрку это распаляло больше всего, и он бил и бил по этой ненавистной, молчавшей морде, как заведенный. На него самого было страшно смотреть – глаза  безумные, рот скривился, волосы всклокочены… Вова побелевшими от боли, вины и унижения глазами с мольбой смотрел на Юрку, пытаясь поймать его взгляд. Юрка,  отчаянно, из последних сил,  молотил и молотил… пять пальцев из десяти были уже выбиты в суставах. Он осознавал – последствия этого избиения будут для него очень серьезными, может, его даже заберут в милицию …  Окончательно  отрезая себе путь к жалости, отрезая все, что было и к чему возврата никогда не будет,  стал наносить Вове удары на последнем дыхании часто,  как автомат. И, от бессилия что – либо изменить, Юрка  страшно  закричал  = А-а-а-а-!… А-а-а-а! =  Потом его прорвало на плач, и он, между ударами и рыданиями, стал выдыхать   = Корова!… Корова!… Корова!…=



"Нужно научиться принимать боль и использовать ее как топливо в нашем странствии. Кэндзи Миядзава"

Related posts