Есть такой термин в узких кругах историков: «духовная катастрофа XVIII века». Исключительно любопытная статистика. Когда Православие преодолевало раскол в XVII веке — на Руси было канонизировано чуть более сотни «святых». В XVIII веке — всего один. С начала XIX столетия и вплоть до революций 1917 года Православная церковь признала таковыми… 10 человек. С поправкой: большая часть канонизаций пришлась на будущего святого страстотерпца Николая II. Который всячески ударился головой о потусторонний процесс производства на свет наследника трона (первыми родились четыре девочки).

Сегодняшний день обсуждать нет смысла. Как только плотины воинствующего атеизма СССР прорвало, на один только 2000 год пришлось 1 067 канонизаций «святых». Архиерейский собор РПЦ установил мировой рекорд. Столько народа за один присест ещё не прославляли… Так почему к этому вопросу столь осторожно подходили со времён Петра Великого, что за странная «духовная катастрофа» случилась в том XVIII веке?

К ноге!

Чудесная цитата есть, принадлежащая перу Василия Ключевского: «Государство крепло — народ хирел». Такой простой и изящной формулой великий мыслитель и историк дал характеристику пост-петровской эпохи. Можно дальше мысль развить, глядя на статистику канонизаций. Вместе с народом впало в упадок и само Православие, так получается?

Первый император Пётр I хотел всего «по западному образцу». А церковь желал видеть в рамках протестантских чертежей устройства общества. С чётким и безоговорочным подчинением монарху, его воле в лице правительства. Его личная вендетта с Православием затянулась на двадцать лет. В 1700 году беспокойный Пётр упразднил институт патриаршества, но только в 1721-ом смог создать «духовное министерство» при правительстве, Святейший Синод.

(Иллюстрация из открытых источников)

Оставив за скобками всякую душещипательную софистику, следует признать: Православие было полностью и безоговорочно разгромлено. Поставлено на службу светским властям новой Империи. Это не понравилось всем. Самим священнослужителям, простому люду. Породив новое явление «народного православия». Куда сбежались полуязыческие суеверия, культы местночтимых святых.

Мутной пеной вспучилась российская глубинка раскольниками всех мастей, повальным явлением стало почитание мощей и икон, не упоминаемых в церковных книгах. На протяжении всего XVIII века Священный Синод (читай — государство) яростно боролся с рецидивами народной религиозности. Война была не шутейной: сжигали иконы, закапывали мощи, ссылали священников, наполняли тюрьмы юродивыми и кликушами, пороли их последователей десятками тысяч. Какой результат? Печальный. «Народное православие» победило в итоге.

(Иллюстрация из открытых источников)

Военными методами.

В советское время историография Петра I была такой… богоборческой, что ли. Яростный атеист на троне, непримиримый гренадёр на фронте супротив мракобесия. Школьники знали нужные факты: отличился прогрессивный государь переплавкой колоколов на пушки, изъятием церковных ценностей на нужды флота и т.д. С тех пор подобная точка зрения не далеко ушла, продолжает господствовать.

Увы, всё не так. Атеистом реформатор Петр может и был, но «богохульство» при нём оставалось «государевым преступлением» незыблемо. А постоянное внимание к делам церковным говорит: государь прекрасно уразумел англиканскую формулу монархии: хула на Бога — хула на монарха.

Главным борцом за Скрепы православные было Соборное Уложение 1649 года. Которое однозначно предписывало богохульников «обличив, казнити, сжечь». Пётр I эти процедуры включил специальными статьями в Воинский и Морской Уставы. За неуважение к православной обрядности («службу Божию поносит, и ругается слову Божию и Святым Таинствам») — голова долой, без вариантов. Хулители Матери Божией подвергались «телесным наказаниям», прямо пропорциональным степени «злых речей».

(Иллюстрация из открытых источников)

Морской Устав рекомендовал прощать хулителя, если смогли доказать обвиняемые: делали сие «токмо из легкомыслия». Но если появлялись антиклерикальные рецидивы, виновный должен быть «аркебузирован» (расстрелян).

Военно-церковные суды вплоть до середины XVIII века почти не обращали внимание на указание Морского устава, не утруждались выяснением степени «легкомыслия». Офицеры и церковные иерархи предпочитали действовать жёстко и прямолинейно: смертная казнь. Это не были какие-то единичные случаи, явление долгое время оставалась распространённым. Почитайте дневник камер-юнкер Фридриха Берхгольца, где подробно изложено сожжение мужика (по частям) за поругание иконы.

Или Тобольск, 1738 год. Сибирский митрополит Антоний Стаховский, безжалостный борец со старообрядцами (канонизирован РПЦ в 1984 году), как-то на одной из литургий заподозрил двух баб в раскольничестве. Поблажилось архиерею… после причастия те сплюнули «святые дары». Это была в то время огромная проблема. Вплоть до начала XX века «тайные старообрядцы» посещали никонианскую церковь, имитировали причащение. Считалось среди них: так можно избежать «общения с Антихристом», не навлечь на себя преследование.

Баб раскольничьих схватили. Под пытками те сознались: да, сплюнули «святые дары». Но случайно. Подтвердили свои слова, перекрестившись официальным троеперстием. Материалы следствия отправили в Синод. Там, согласно идеям «западного гуманизма», рекомендовали владыке не столь резво скакать на инквизиторском коньке. Ограничиться церковным покаянием обвиняемых.

Но Тобольск далеко, пока депеши туда-сюда сновали… митрополит Антоний (строго по статье Соборного Уложения 1649-го года) спалил женщин в срубе. Но это был спад мракобесия, наступали иные времена.

(Иллюстрация из открытых источников)

Можно выдохнуть?

Во времена Елизаветы Петровны и Екатерины II за богохульство стали судить реже, наказывать не столь жестоко. Гуманизировалась немного система. В 1783 году разбиралось вопиющее дело сына глуховского атамана Петра Борщевского. За которое при Петре-батюшке до смерти батогами могли заколотить. Придя пьяным в церковь, вьюнош грязно выругался в адрес Богородицы. Прихожане составили донос, но следствие затянулось. Точку в нём пришлось ставить самой императрице, Екатерина Великая начертала:

«Борщевский учинил столь тяжкое преступление не из злости или вредного умысла, а единственно от пьянства, то в рассуждении сего милостию от наказания избавить».

Богохульника спровадили на восемь дней в ближайший монастырь, продержали на «хлебе и воде». Кстати, «смягчающее обстоятельство» в виде пьянства уже давно после Петра-реформатора применялось. Синод частенько при вынесении приговора назначал обычное покаяние. Вятский крестьянин Симонов обвинялся в том, что будучи крайне хмельным, матерно ругался. К каждой фразе добавляя: «И с Богом!». Отделался испугом, хотя полвека назад лишился бы бедовой головушки.

(Иллюстрация из открытых источников)

Почему так вдруг система стала недужить излишней либеральностью? Дело в том, что «обвинение в богохульстве» стало излюбленным мотивом доносчиков. Если рассматривать дела того периода, даже бытовая потрава посевов… обязательно имела под собой какой-то сектантский след. До смешного доходило…

В 1762 году обер-аудитор Лев Шишков написал донос на подпоручика Никифора Батюшкова. Тот подзывал свою собаку именем христианского святого — Фирс. Причём кляузник узнал о таком богохульстве именно 14 декабря, в день поминовения священномученика. Синод оставил это «совпадение» без внимания, дело даже разбирать не стал. А собаку, на самом деле, звали Форс.

133 дела о богохульстве, которые разбирались в России в XVIII веке, — точно известны, подняты из архивов. Обвинялся 31 солдат, 24 крестьянина, 18 арестантов и колодников, 15 представителей церковного клира, 12 чиновников, десять дворян, девять горнозаводских крестьян, семь горожан, шесть купцов и семь иностранцев.

Почти все — мужского пола. Большинство дел заводилось… после наказания плетьми. Когда получив за другой проступок «горячих», человек витиевато материл Бога, Божью Матерь, архангелов со святыми угодниками при большом стечении народа.

(Иллюстрация из открытых источников)

Прекратить мракобесие!

Петра I можно поблагодарить, с одной стороны. Он чётко наметил вектор секуляризации России. Не ставил задачей полностью отделить церковь от государства. Тем более — вводить какое-то светское мировоззрение. Для строительства самобытной, в чём-то уникальной самодержавной и православной империи был использован древний принцип: cujus regio, eius religio («чья земля, того и вера»).

Беспокойный реформатор, его преемники знали чего хотят. Свести излишнее многообразие религиозных поместных практик к единому канону. Который будет утверждаться светской властью Санкт-Петербурга. Если сначала это было направлено против раскольничьих движений (от старообрядчества до нарождавшегося хлыстовства), то потом больше обращали внимание на формы «народного православия».

Первый удар в этом поле получили «ложные чудеса». Их повелели высочайшей волей Петра I — считать суевериями. Первый император неоднократно говорил: монашество — это обычное тунеядство, вера в заступничество святых и помощь чудотворных икон — отвращают подданных от служения государственным интересам. Всем памятен этот исторический анекдот и угроза царя:

«Если Богородицы ещё раз заплачут маслом, то поповские задницы заплачут кровью».

Правда или нет, но факт достоверный: иконы больше никогда не мироточили. А сам император религиозных практик не гнушался, несмотря на объявление их суевериями. Если видел реальный государственный смысл и пользу, охотно подыгрывал мракобесию. В 1721 году, например, с огромной помпой (лично!) привёз мощи Александра Невского в Санкт-Петербург. Чтобы показать всей империи «правильную» преемственность власти от самих Рюриковичей.

(Иллюстрация из открытых источников)

Вся логика запущенного исторического процесса говорила: с сего дня начнём различать правильные государственные суеверия и неправильные — народные. Которые суть раскольничество. Именно поэтому озорное движение в Православии, с толпами святых угодников, старцев и прочих чудотворцев… резко скатывается в канаву истории. Новых волшебных икон (странным и чудесным образом) — не появляется, новых святых не прославляют. Но государство бдит, за поругание старых «святынь» наказывают по всей строгости закона.

Бюрократия Веры.

В этом году впору умеренным атеистам отметить великий праздник. 300 лет со дня начала борьбы с народным невежеством, местечковым мракобесием. В 1721 году появился Духовный Регламент. Документ явно с сильным протестантским душком, но свою задачу выполнил. Свёл к минимуму пространство «богословского вольномыслия» в рамках единой православной практики.

Первый раз Регламент применили показательно летом 1721 года. В отношении дьяка Василия Евфимова, который огласил «ложное чудо». После разбирательства было велено мистификатора и «чудотворца»… казнить. Тут же завели ещё одно: «о почитании чудотворной иконы монаха Маркелла из Александро-Свирского монастыря». Местный клир настаивал, святее всех святых никого нет.

Когда прибыла специальная комиссия, вскрылись вопиющие безобразия. При обретении «нетленных мощей Маркелла» были только чёрные косточки. Убедительных доказательств чудотворности иконы — не нашлось совсем. Крашеную деревяшку решили публично сжечь, «чтобы суеверия и богопротивнаго чевствования не было».

Но перешибить стяжательство обителей, подпитывавших «народную религиозность», было очень трудно. В 1737 году Анна Иоанновна издаёт Указ «О пресечении суеверий». Объектом борьбы выбраны кликуши и юродивые, разлагающиеся мощи местных святых. Появились специальные люди, «десятильники». Они собирали подати с духовенства, обязаны были «пресекать суеверия».

(Иллюстрация из открытых источников)

На самом деле, затея забуксовала. «Десятильники» обычно избирались из местных богатых и влиятельных прихожан. Сами не чурались отыскать какие-нибудь «нетленные мощи», устроить бюрократическую тягомотину по поводу неожиданно «всплакнувшей» иконы. В 1762 году этот Указ настойчиво дублирует только взошедшая на престол Екатерина II, при ней процесс идёт куда эффективнее.

Да ну вас…

Чтобы там ни придумывали в Санкт-Петербурге, самодержавная власть в лице Священного Синода проигрывала. Народное православие хитрило, прятало свои местечковые суеверия всё более изобретательно. Грозные циркуляры сверху местные епископы и монастыри предпочитали не замечать, даже митрополиты игнорировали желание столицы избавить бумагу от тысяч и тысяч «чудотворцев», предметов их гардероба.

Не было и дня, чтобы где-то что-то «божественное» не приключилось. Приезжали проверяющие от архиерея (порой и сам лично), служились молебны, начинались бесконечные по времени проверки… А народ радостно таскал многовёрстными крестными ходами какую-нибудь косточку или тряпочку. Слушал подвыпивших кликуш, именно вчера излечивших возле святого предмета слепоту или отрастивших руку.

Борьба с почитанием «ложных чудотворных» икон стала главным сюжетом истории государственных репрессий. В 1766 году новгородский митрополит Димитрий наказал всех почитающих чудотворную икону Иоанна Златоуста. Гнев архиерея был велик, пострадал даже влиятельный князь Василий Мещерский. Кстати, икону подарил местной церкви именно он. Князя отлучили от причастия на два года, прославлявших её клириков распихали по дальним монастырям. Когда к крыльцу Димитрия приползла на коленях плачущая «общественность», её ожидали солдаты. Всех жалобщиков долго и со вкусом секли плетьми.

Иногда система давала сбои. На самом верху, конечно. В 1751 году была официально признана чудотворной — Ахтырская икона Божьей матери. Неофициально и тишком её почитали волшебной с конца 1730-х годов, несколько комиссий Синода не могли доказать обратное, столь много «свидетелей» подкладывал обретший её священник города Ахтырки. Вопрос разрешился сверху. Фрейлине императрицы Елизаветы Петровны, истеричной баронессе фон Вейдель явилась сама Богородица, приказала икону признать чудотворной. Точка.

(Иллюстрация из открытых источников)

Выводы…

Приведу очень любопытный факт. После церковного раскола в середине XVII века многие из прославленных «святых» перестали считаться таковыми. Все помнят остросюжетную драму конца 1670-х , когда патриарх Иоаким деканонизировал Анну Кашинскую. Расследование показало: при обретении её мощей, рука святой была сложена в двуперстное крестное знамение. Мощи признали ложью, чудеса — выдумкой. Анну официально вычеркнули из святцев. Это было неслыханно: канонизация до той поры считалась необратимой.

Директива сверху что-то изменила? Ничуть, эффект получился обратным. Анну продолжали почитать святой на протяжении всего XVIII века. Несмотря на специальный строжайший запрет властей. Чудеса подле её останков фиксировались в «потаённых» церковных книгах, год от года они становились все чудесатее. Не помогали плеть и шпицрутены.

Старообрядцы всей страны тайком паломничали на родину святой, а местные чиновники считали барыши взяток. Синод ничего не мог поделать, лишь изредка устраивал облавы и показательные экзекуции. Но к каждой церквухе или монастырю со скитом полицейского не приставишь, контроль сделать тотальным было невозможно физически.

К началу XIX века борьба с «народным православием» и суевериями почти сходит к нулевой отметке. В 1818 году, во времена откровенного мистика императора Александра I, имя Анны Кашинской снова вносят в святцы, в 1909 году повторно признают святой. Власть капитулировала безоговорочно.

(Иллюстрация из открытых источников)

Именно Раскол ослабил Православие, дал Петру I прекрасный повод поставить склочную и жаждущую теократии публику в рясах — в откровенно подчинённое положение к государству. Это правда. Но что империя не смогла одолеть «народное православие» — тоже исторический факт.

Кто это очень вовремя и точно подметил? Правильный ответ — большевики. В 1903 году на II съезде РСДРП Владимир Бонч-Бруевич прямо сказал:

«Товарищи дорогие! Вместе с полулегальными старообрядцами, Российская империя насчитывается 26 миллионов «раскольников» того или иного толка. Именно эти люди, доведённые «официальным» Православием до острого неприятия государственного клерикализма — могут стать горючим будущей революции. Почему? Да по причине колоссального опыта многих поколений, способности сопротивляться авторитаризму».

Оказался прав умничка Бонч-Бруевич. Ставка… сыграла. Современные параллели ситуации с удовольствие почитаю в комментариях…