Федор Михайлович Достоевский в Змеиногорске в Июле 1855 года!

"Бездеятельность иногда приводит к катастрофической безрезультатности!" Станислав Ежи Лец

Федор Михайлович Достоевский в Змеиногорске в Июле 1855 года!

     Как говорит наш любимый историк Аркадий Васильевич Контев – история это – факты и интерпретация. То, что Федор Михайлович Достоевский был в Змеиногорске 6-10 раз проездом – это интерпретация. А вот что Федор Михайлович вместе со своим лучшим другом Александром Егоровичем был целенаправлено дважды в Змееве – это факт. Об этом пишет барон Александр Егорович Врангель в “ВОСПОМИНАНІЯ О Ф.М. ДОСТОЕВСКОМЪ ВЪ СИБИРИ 1854-56  гг.” С.-ПЕТЕРБУРГЪ 1912. Александр Егорович не только помогал Федору Михайловичу в Сибири, но и в его сердечных делах с Марией Дмитриевной Исаевой. Которую Федор Михайлович дважды ждал в Змееве, но увы …. . Александр Егорович очень подробно описывает второе путешествие Федора Михайловича в Змеиногорск.

Стр. 64-66 Первое путешествие в Змеиногорск.      Мнѣ страшно стало жаль его,и я рѣшился устроить ему свиданіе съ Маріей Дмитріевной на полъ-пути между Кузнецкомъ и Семипалатинскомъ въ Зміевѣ, куда еще недавно насъ такъ радушно зазывалъ гор­ный генералъ Г (Гернгроссъ). Очень я разсчитывалъ также, что эта встрѣча и объясненіе положатъ конецъ не­ счастному роману Достоевскаго. Но вотъ въ чемъ была задача: какъ довезти Ѳ. М. туда, за 160 верстъ отъ Семипалатинска, такъ, чтобы эта поѣздка оста­лась тайной. Какъ я уже говорилъ выше, началь­ство такихъ дальнихъ поѣздокъ не разрѣшало. Губернаторъ и батальонный командиръ Ѳ. М. на­отрѣзъ ужъ два раза отказали отпустить его со мною въ Зміевъ. Ну, думаю, была не была От­крылъ мой планъ Достоевскому. Онъ радостно ухватился за него; совсѣмъ ожилъ мой Ѳ. М., больно ужъ влюбленъ былъ бѣдняга. Немедля я написалъ въ Кузнецкъ Маріи Дмитріевнѣ, убѣждая ее непремѣнно пріѣхать къ назначенному дню въ Зміевъ. Въ городѣ же распустилъ слухъ, что послѣ припадка Ѳ. М. такъ слабъ, что лежитъ. Далъ знать и батальонному командиру Достоевскаго; говорю: «боленъ бѣдняга, лежитъ и лечитъ его военный врачъ Lamotte». А Lamotte, конечно, за насъ, другъ нашъ былъ, чудной, благородной души человѣкъ, полякъ, студентъ бывшаго Виленскаго университета, высланъ былъ сюда на службу изъ-за политическаго какого-то дѣла. Прислугѣ моей было приказано всѣмъ гово­рить, что Достоевскій боленъ и лежитъ у насъ. Закрыли ставни, чтобы какъ будто не потревожить больного. Велѣно никого не принимать. На счастье наше все высшее начальство, начиная съ военнаго губернатора, только что выѣхало въ степи.      Словомъ, все благопріятствовало. Благословясь, двинулись въ путь въ 10 ч. вечера. Можно сказать, не ѣхали, а вихремъ неслись, чего, невидимому, со­всѣмъ не замѣчалъ мой бѣдный Ѳ. М.; увѣряя, что мы двигаемся черепашьимъ шагомъ, онъ то и дѣло по­нукалъ ямщиковъ. Миновавъ Локтевскій заводъ, мы на утро были въ Зміевѣ. Каково же было разо­чарованіе и отчаяніе Достоевскаго, когда стало из­вѣстно намъ, что М. Д. не пріѣдетъ; вмѣсто же нея Ѳ. М. было передано письмо, въ которомъ М. Д. из­вѣщала, что мужу значительно хуже, отлучиться не можетъ, да и пріѣхать не на что, такъ какъ денегъ нѣтъ. Настроеніе Достоевскаго описывать не берусь: я только ломалъ себѣ голову, какимъ способомъ я его успокою.      Въ тотъ же день мы поскакали обратно и, отма­хавъ 300 верстъ въ 28 часовъ «по-сибирски», счастливо добрались домой, переодѣлись и, какъ ни въ чемъ не  бывало, пошли въ гости. Такъ никто никогда въ Семипалатинскѣ и не узналъ о нашей продѣлкѣ.      Потекла наша жизнь по старому: Ѳ. М. хандрилъ или порывисто работалъ; я, какъ умѣлъ, его развле­калъ.  стр. 87-91 Второе путешествие, уже с разрешения на пять дней в Змеиногорск.

     Мы приближались къ извѣстной своей красотою и живописностью «Корбулиховской долинѣ», въ ко­торой лежрітъ Зміевъ или Змѣиногорскій рудникъ.      Дорога, которою мы ѣхали, служила только къ сообщенію двухъ заводовъ, Локтевскаго и Змѣиногор­скаго, да такимъ случайнымъ, какъ мы, путешествен­никамъ, пробиравшимся на рѣку Иртышъ или въ Киргизскія степи.      Спускаясь въ долину, мы скоро, за первымъ же поворотомъ, увидѣли Зміевъ; то тамъ, то сямъ распо­ложены домишки поселянъ, работниковъ завода, между садами и рощами дома отставныхъ горныхъ чиновниковъ, мѣщанъ и купцовъ и наконецъ самъ заводъ и небольшой деревянный городокъ, разбро­санный по холмамъ. Налѣво, какъ стѣна, сплошныя высокія горы скрывали даль; направо вся живопис­ная Корбулиховская долина, вдоль которой извива­лась голубою лентою рѣчка того же названія, и вдоль нея рѣдкія усадьбы горныхъ крестьянъ. Вся дорога окаймлена кустами черемухи и дикаго шиповника.

     Зміевскій рудникъ самый древній во всей Сибири и когда-то былъ самый богатый. Открытъ онъ Ники­тою Демидовымъ. Преданіе говоритъ, что богатство серебряной руды было въ первое время такъ велико, что мальчики поденно за извѣстную плату собирали блестки чистаго серебра въ свои рукавицы и по числу наполненныхъ рукавицъ получали деньги.      Сибирь любитъ легенды. Утверждаютъ, что Змѣи­ногорскій рудникъ получилъ свое названіе отъ мно­жества змѣй, которыхъ убивали тысячами ежедневно, и что цѣлыя деревни выгонялись на эту охоту. Гады достигали огромныхъ размѣровъ; мнѣ показывали пещеру въ «Сторожевой» сопкѣ, изъ которой, какъ гласитъ преданіе, вылѣзъ будто бы змѣй въ аршинъ толщиною и нѣсколько саженъ длиною. Эту фабулу впрочемъ, слышалъ я часто и въ степяхъ и въ горахъ Сибири.

     Въ Зміевѣ въ мое время считалось 13 тысячъ жите­лей, много каменныхъ зданій, и былъ онъ несравненно благоустроеннѣе нашего Семипалатинска, главнаго  города области. Шахты находились вблизи самаго сада управляющаго рудникомъ И. А. Полетики и шли на глубину 90 саженъ. Во время нашего пребы­ванія онѣ были залиты водою, но я могъ всетаки спустріться на глубину 40 саженъ по великолѣпной, вырубленной въ скалѣ лѣстницѣ, устренной для Импе­ратора Александра I, котораго когда-то ожидали въ Западную Сибирь и на Алтай.      Мы прогостили въ Зміевѣ пять дней; согласно обы­чаю, намъ отвели квартиру у богатаго купца. Ра­душно встрѣтило насъ горное начальство; не знали ужъ, какъ насъ и развлечь—и обѣды, и пикники, а вечеромъ даже и танцы. У полковника Полетики, управляющаго заводомъ, былъ хоръ музыкантовъ,  организованный изъ служащихъ завода. Всѣ были такъ непринужденно веселы, просты  и любезны, что и Достоевскій повеселѣлъ, хотя М. Д. Исаева и на этотъ разъ не пріѣхала,—мужъ былъ очень плохъ въ то время, но, впрочемъ, и письма даже Достоев­скому она не прислала въ Зміевъ. А Ѳ. М. былъ на этотъ разъ франтъ, хоть куда. Впервые онъ снялъ свою солдатскую шинель и облачился въ сюртукъ, сшитый моимъ Адамомъ, сѣрыя мои брюки, жилетъ и высокій стоячій накрахмаленный воротничокъ. Углы воротничка доходили до ушей, какъ носили въ то  время. Крахмаленная манишка и черный атласный стоячій галстукъ дополняли его туалетъ.      Общество «горныхъ», какъ называли ихъ, рѣзко отличалось тогда отъ всего сибирскаго общества. Это были все люди науки, образованные и культурные. Большая часть изъ нихъ, кончивъ Горный корпусъ, нынѣ институтъ, въ Петербургѣ, отправлялись докан­чивать свое образованіе за границу въ знаменитую горную академію въ Фрейбергѣ, близъ Дрездена. Жены «горныхъ» были или изъ Петербурга, или ино­странки. Получая громадныя деньги, они жили чрез­вычайно широко. Наѣздная театральная труппа изъ Барнаула лѣтомъ перебиралась въ Зміевъ, такъ какъ сюда на дачи переселялось лѣтомъ обыкновенно все главное начальство на 3—4 мѣсяца. Дамы щеголяли туалетами изъ Парижа, повара, экипажи, шампан­ское лилось рѣкою,—просто и не вѣрилось, что на­ ходишься въ дебряхъ Сибири. Въ особенности вы­дѣлялись своей любезностью и красотой двѣ дамы: умница Е. I. Гернгроссъ и красавица Ольга Абаза; впослѣдствіи обѣ онѣ оказали услуги и содѣй­ствіе Достоевскому по его дѣламъ, но объ этомъ послѣ.      Говоря о Змѣиногорскѣ, я не могу умолчать о знаменитомъ Колыванскомъ озерѣ, находившемся въ 18 верстахъ отъ рудника. Всѣ посѣщавшіе Змѣиногорекъ считали долгомъ побывать на его берегахъ. Знаменитый баронъ А. Гумбольдтъ при видѣ этой чудной картины природы былъ очарованъ и говорилъ, что, изъѣздивъ весь свѣтъ, не видѣлъ болѣе красиваго мѣста.

     Не могъ я устоять, чтобы не побывать тамъ. Ѳ-ру М-чу нездоровилось; онъ былъ опять не въ духѣ, и остался дома.      Мы же большой компаніей двинулись въ путь, но, какъ я уже говорилъ, у горныхъ былъ во всемъ широкій размахъ. Забрали запасы всякой ѣды и питія, повара, палатки, музыку,—однимъ словомъ раздолье полное. Чудный солнечный день способство­валъ общему приподнятому настроенію, и мужья и жены всѣ были веселы и беззаботны.      Колыванское озеро небольшое, очень узкое въ ширину, а въ длину извивается среди высокихъ скалъ и ущелій на нѣсколько верстъ. День былъ чудный,  солнечный, тихій; поверхность озера была неподвижна и, какъ зеркало, отражала голубую синеву безоблач­наго неба.      Мы расположились на плоской сторонѣ озера, близъ высокой, саженъ въ 20, одинокой скалы, окруженной зеленымъ ковромъ пушистой травы. На противоположномъ берегу тянулись очень высокія скалы, по которымъ было разбросано все, что во­ображенію угодно представить: замки, башни, зуб­чатыя стѣны крѣпости, величественныя статуи,— словомъ, какое-то фантастическое зрѣлище.

     Одинокая скала, у подножья которой мы распо­ложились лагеремъ, заканчивалась башней съ огром­нымъ природнымъ окномъ посерединѣ. Забрался я  на самую вершину съ величайшимъ трудомъ,— пришлось карабкаться вверхъ, держась за веревку, спущенную сверху; ко мнѣ присоединилась еще одна  неустрашимая дама, нарядившаяся для удобства восхожденія въ особую обувь съ крупными гвоздями на подошвѣ.      Много горныхъ озеръ видѣлъ я на своемъ вѣку, но того очарованія, которое охватило меня здѣсь, я и теперь забыть не могу. Просто какъ завороженные смотрѣли мы, не отрывая глазъ, силъ не было уйти. Я очень пожалѣлъ, что съ нами не было Достоев­скаго; полагаю, что такая дивная красота природы пробудила бы влеченіе къ ней у самаго равнодуш­наго. А что меня всегда поражало въ Достоевскомъ,— это его полнѣйшее въ то время безразличіе къ карти­намъ природы—онѣ не трогали, не волновали его. Онъ весь былъ поглощенъ изученіемъ человѣка, со всѣми его достоинствами, слабостями и страстями. Все остальное было для него второстепеннымъ. Онъ съ искусствомъ великаго анатома отмѣчалъ малѣй­шіе изгибы души человѣческой… Гравюры Колыванского озера с Атласа Григория Щуровского – 1846г. – Геологическое путешествие по Алтаю с историческими и статистическими сведеньями о Колывано-Воскресенских.   https://drive.google.com/file/d/1KsW9c7iDQ2OfSlJG9ubxluVshOT6BzpK/view?usp=sharing


"Существует право, по которому мы можем отнять у человека жизнь, но нет права, по которому мы могли бы отнять у него смерть. Фридрих Ницше"

Related posts