Дура … рыжая!

Дура … рыжая!

                            Приобретенные  навыки зимней ловли  меня разбаловали и сделали самоуверенным, и  даже несколько высокомерным. Отчасти самоуверенность исходила от действительно умелого обращения с зимними снастями, приемами блеснения и использования соответствующих насадок.  Но определяющим  фактором являлось использование  самодельных блесен, особенно маленькой блесёнки – запонки, игра которой сводила с ума все поголовье окуневого поголовья, проживающего в озере. Поэтому, на каждой очередной рыбалке я, задрав нос, ходил от рыбака к рыбаку и показывал, как надо ловить рыбу. Волшебная блесёнка действовала безотказно и неудачникам оставалось  только вздыхать и потихоньку, вполголоса материться….  Тем не менее, уважая отца, они терпели мое высокомерие, и, я думаю, начинали меня потихоньку ненавидеть… Зависть – мощный фактор в человеческих отношениях, и, если бы не отец – давно бы мне быть битым и ограбленным. Во всяком случае, блесну уж точно своровали бы. Так продолжалось всю зиму, и я уверовал уже в свою исключительность и везучесть. Наступила весна, дни стали теплыми и солнечными,  снег на льду озера сошел и блестел как начищенный. Приближалось время вскрытия озера ото льда. В этот период рыба особенно жадно брала на любую приманку, не говоря уж о моей волшебной блесне.

                           В очередной выходной мы с отцом  опоздали на утреннюю зорьку, и приехали тогда, когда уже на льду было полно народа. День выдался особенно солнечным и теплым, дул  горячий южный ветер. Косяки уток и гусей летели на север почти над головами, и, хотя ружье у меня было с собой, отец жестко запретил стрелять при таком количестве народа… Я чуть не плакал – рыбалка стала почти обыденным делом, а вот гуси были несбыточной моей мечтой! Сильно не в духе, чуть не  плача, я таскал из саней снасти и всякие ящики… как вдруг рядом, только ближе к берегу остановились сани, в которых  сидел незнакомый дядька, а рядом… неслыханное дело!..а рядом сидела рыжая конопатая девчонка и спокойно, с улыбкой,  поглядывала на рыбаков. Я разинул рот и весьма недружелюбно, и даже враждебно,  смотрел на рыжую… вот черт послал ее сюда! Чего ей тут делать? Сидела бы с куклами дома! Тем временем, мужик распряг лошадь, привязал ее к саням сбоку, дал сена и начал готовиться к рыбалке. Он почти на самой мели раздолбил старую лунку, причем размеры новой  прямоугольной лунки были дикими – метра полтора на полтора! Было ясно, что ни мужик, ни, тем более девчонка, не имели к рыбалке никакого отношения. Ну – ну, посмотрим на вас, интересно – что вы поймаете на сорокасантиметровой глубине, по сути, почти на берегу! Не обращая внимания на ухмыляющихся мужиков, и на мой испепеляющий взгляд, мужик достал снасть … для ловли крокодила!! Леска была толщиной в спичку, блесна (если это можно было назвать блесной!) была размером с ложку… Деревенские мужики все-таки были деликатными и вслух ничего не сказали, только с ухмылкой переглянулись и многозначительно покрутили пальцем у виска. Ни мало не смущаясь, отец этой рыжей девчонки дал ей в руки снасть и показал как блеснить, а сам ушел метров за пятьсот дальше и там стал рыбачить. Я поймал уже окуней сорок, и, напыщенный и важный, весь состоящий из сарказма,  стал ходить с блесной, все приближаясь к девчонке, чтобы показать, как я умею ловить. Совсем недалеко от нее я стал таскать окуня за окунем, боковым зрением наблюдая за рыжей и конопатой. Было ясно, что девчонка видит моих окуней, но относится очень спокойно к этому, все также  дружелюбно улыбаясь. Я был взбешен – ты посмотри, какая фифа! И не удивляется,  дура … рыжая! Надо было срочно что – то делать…. И я, переборов гордость, иду  к ней с независимым и гордым видом. = Ты бы еще черенок от лопаты взяла = с сарказмом и презрением  говорю ей. Она ничего не говорит, только еще шире улыбается. = И блесна у тебя, как ложка, ни фига не поймаешь! Да и мелко здесь, рыбы тут не бывает…. а леска – как канатище! = издеваюсь я. (А что – не правда что – ли?) = Зря ты приехала, девчонкам тут не место = говорю я.

= Вот надоест скоро, плакать будешь, все девчонки – плаксы! = Неожиданно рыжая спокойным  приятным голосом говорит = Я не заплачу, я привычная… и удочку мне папа (папа? Все мы зовем своих отцов “папка”, а эта – “папа”! Городская, наверное, видимо недавно переехали).. а удочку мне папа хорошую дал – чем больше блесна, тем более крупную рыбу поймаю! = Какая тут крупная рыба, здесь такой даже и не водится! И мелко – видишь, все  рыбаки дальше сидят = победно говорю я = А меня папа специально на мелкое место садит, чтобы я не утонула, а сам рыбачит подальше = говорит девчонка. При этом она сильно дергает блесну – ложку, и та шкрябает по дну, поднимая муть и мелкий песок…. Понимаю, что от нее ничего больше не добиться, иду к своей лунке. Дура… рыжая! Прихожу на место и продолжаю ловить окуней, привычно считая их… Прошло часов шесть. За это время все неплохо поймали,   особенно, я. Скоро уже надо собираться домой.. но вот незадача – блестевший, как зеркало, на солнце лед сыграл с нами злую шутку. Наши глаза обожжены солнечными зайчиками и все плохо видят.. я вижу лишь силуэты людей и нашей лошади. Отец  расстроен – нам далеко ехать, а зрение почти пропало. Одна надежда – лошадь сама знает дорогу и довезет до дома. Сматываем снасти почти на ощупь, гуси кричат над головами… Скоро домой, и я рад этому, у меня впервые так с глазами, и это меня пугает. Дома мать что – нибудь  придумает…

Неожиданно раздаются крики со стороны девчонки и все бегут туда. Бегу и я, опережая отца (он ходит на протезе). Подбегаю к толпе рыбаков, обступивших громадную лунку, протискиваюсь между взрослыми…. Даже распухшими глазами вижу побледневшее лицо девчонки… и громадного окуня у нее в руках! Я поражен, я уничтожен! Мало того, что окунь длиной сантиметров 70 (потом узнали, что он весил около трех килограммов), но самое главное – его поймала девчонка, не имеющая к рыбалке никакого отношения! И ни один взрослый рыбак такой рыбы тут не ловил…  От огорчения, зависти и  злости у меня закипают слезы и я быстро ухожу, стараясь, чтобы не разреветься… Было ясно – я теперь не первый среди рыбаков, я теперь – НИКТО! Все теперь будут говорить только про этого окуня и эту девчонку! Дуру… рыжую! Отец немало удивлен таким уловом, и всю дорогу вспоминает про окуня. Я сижу в санях, укутанный собачьей дохой,  у меня все плывет в глазах. В горле  у меня ком.. про себя  то и дело повторяю = Дура… рыжая! Дура… рыжая!….Дура, вот дура … рыжая ! =

                           Дома захожу на ощупь в комнату, чуть не плача от своего рыбацкого несчастья,  зависти и обиды… Мать быстро нам с отцом закапывает в глаза глазные капли, от которых дико дерет веки, и я неожиданно плачу навзрыд. Отцу тоже дерет веки и он думает, наверное, что я реву от боли. Мать, всполошенная моим плачем, спрашивает = Ты чего? Больно? Больно? = я не могу произнести  ни слова, рыдания не дают…. Мать настойчива, и я планирую соврать, что больно глазам. И, как только рыдания мне позволяют выговорить несколько слов, неожиданно для всех и для себя говорю = Дура… рыжая! =…

*****

                         С этой чудесной блесной – запонкой  я всегда  облавливал всех рыбаков, и она  “жила” у нас достаточно долго. После смерти отца, я, в двенадцатилетнем возрасте, все внимание сосредоточил на оружии и охоте. В меньшей степени это относилось к рыболовным снастям и принадлежностям… Всё  куда – то подевалось, причем никакого сожаления я не испытывал. “Что имеем – не храним, потерявши – плачем”… Уже в тридцатилетнем возрасте попробовал изготовить аналогичную блесну, но замки у запонок стали либо пластмассовыми, либо форма была не та… Даже не пожалел хранящегося на чердаке у матери старого самовара, вырезал из него и  выдавил по памяти форму …..но  чуда не произошло, на такую “эрзацзблесну” никто не хотел ловиться… Так и осталась та, чудесная сверхуловистая блесна – запонка в моих воспоминаниях и этих  рассказах…