До сих пор русские и англичане спорят (в среде военных историков): кто наиболее эффективно распорядился имперскими возможностями, формируя из числа подданных короне народов — наиболее боеспособные воинские части. Англы нас не интересуют с индийскими и новозеландскими полками, да появились откровенно поздно, в новейшее уже время. А вот русская практика привлечения на службу национальных формирований других народностей — куда любопытнее.
Тем более она мифологизирована, полна легенд. Но одно является исторической правдой: иррегулярные части, считавшиеся казачьими или обладавшие близким статусом, — очень скоро стали визиткой имперского воинства. Несмотря на некоторую «второсортность» в понимании профессиональных военных, быстро меняли к себе отношение. Вызывая у своих — уважение, среди врагов — неподдельный страх.
Особенно любили помянуть «диких азиатов» французы и немцы. Тиражируя слухи о бесстрашных башкирах, калмыках, туркменах, кавказцах. Которые «страшнее любого казака». Началось всё в период наполеоновских войн.
Калмыки.
В начале XVII века из степей Джунгарии (Западный Китай) на запад начался массовый исход нескольких ойратские племен: торгоутов, дербетов, хошеутов и т.д. В России они потом получат имя калмыков. Они заняли территории от реки Яик до Дона, от реки Самары до Терека. В 1609 году ойраты появляются в низовьях Волги, создав Калмыцкое ханство. Точная дата принятия русского подданства — дискутируема, но не суть.
Точно известно: в первой половине XVIII Калмыцкое ханство утратило формальную самостоятельность. В 1724 году тайши Баксадай-Дорджи крестился, получив имя Пётр Тайшин. Император Пётр I лично даровал ему титул князя, поставил над всеми крещёными калмыками волжских степей. А в 1738 году был заложен город Ставрополь-на-Волге. По задумке российского правительства, должен был выполнять роль административного центра «калмыцких земель».
На следующий же год выходит распоряжение о создании Ставропольского калмыцкого войска, иррегулярного формирования на русской службе. К 1745 году оно состоит из 8 рот, подчинённых традиционной казачьей военно-административной структуре из войскового атамана, судьи, писаря, канцелярии. Суды правились согласно народным калмыцким обычаям.
В период перед Отечественной войной 1812 года Войско насчитывает почти три тысячи казаков, выставляет на службу в регулярную армию 11 рот (800 всадников). С 1806-го по 1815-ый входит в Калмыцкий округ Донского казачьего войска. Тогда же сформирован пятисотенный Ставропольский калмыцкий полк.
Первое полное описание в 1-го и 2-го Калмыцких полков (воспоминания полковника Тюменя) дано в 1811 году, после смотра в Луцке по приказу князя Багратиона. Ставропольское воинство получило новую форму, по образцу донских казаков. Отличалась она только деталями: головной убор у калмыков был жёлтого цвета с меховым околышем, четырёхугольным верхом, с султаном и этишкетом.
Вооружение тоже было унифицировано, насколько возможно. Холодное состояло из пик длиной 3,2 метра и сабель произвольной формы. Огнестрельное оружие: ружья и два пистолета. Никаких упоминаний о применении калмыками луков и стрел в период Отечественной войны и заграничных походов — нет. Калмыки использовались для создания кавалерийских «завес» перед основными силами корпусов русской армии, вели разведку наравне с казаками.
Первое столкновение с французами Наполеона состоялось во время пограничных стычек по Бугу, начиная с 1 июля 1812 года. Больших потерь не было, калмыки отбили несколько наших пленных, отгоняя венгерских гусар и конную милицию австрияков от передовых пикетов. Этим и занимались всю кампанию, действовали нагло и активно. Но… так сложилось, за кампанию 1812 года «туземные полки» старательно обходили наградами. Ни один рядовой воин 1-го и 2-го Калмыцких полков не был награждён «солдатским» Георгиевским крестом.
Хотя воевали исправно, есть масса хвалебных реляций от командиров гусарских и казачьих отрядов. Ни одного факта отступления с поля боя без приказа командиров. Ярким для калмыков оказалось дело 7 октября под Слонимом, где отряд Чаплица полностью разгромил польско-литовский полк и татарский (литовский) эскадрон Императорской гвардии. В плен попали генерал Конопка, 13 офицеров, 240 унтер-офицеров и рядовых, захвачена полковая казна с 50 тысяч золотых.
В ловушку заманили врага именно калмыки 2-го полка, потом устроив полноценную погоню, не позволив уйти ни одному противнику. О майоре Сербеджабе Тюмене генерал Чаплиц писал:
«С собственным усердием и личною отважностию возбуждал своих подкомандных, сильно поражал неприятеля и оказал отменную храбрость и неустрашимость».
В заграничном походе кавалеристы-французы предупреждали новобранцев — в стычки с «раскосыми азиатами в жёлтых шапках» не вступать, сразу отходить. О первом массовом представлении о награждении Знаком отличия Военного ордена рядовых калмыков известно после разгрома ими нескольких эскадронов кирасир 13 февраля 1814 г. при местечке Сезан. И мамелюков 15 февраля при городе Мо. Вражескую кавалерию атаковали в момент перестроения с нескольких направлений.
Наградные представления за Слоним не были подписаны. «Туземные полки» считались строевыми генералами… «партизанскими», их почти не видели в расположении биваков и лагерей армии. Тем более, спесивые «регуляры» категорически возражали против вручения «нехристям» наград с православной символикой (на кресте Знака отличия Военного ордена изображался Святой Георгий Победоносец, повергающий змея — символ язычества).
Но когда до ушей императора Александра I дошли слухи (от пленных французов) о том ужасе, которым жила кавалерия противника при упоминании «диких необузданных» азиатов, — ситуация поменялась. Снобизм генералов от кавалерии русской армии стали изживать, воинам-мусульманам и буддистам награды в 1814 году уже вручались на общих основаниях. Когда стало понятно: усилиями казаков, калмыков, башкир, татар — враг полностью становился «слепым» даже на своей территории.
В 1842 году Ставропольское калмыцкое войско было упразднено, сотни переданы в состав Оренбургского казачьего Войска. Много калмыков проходило службу в Астраханском и Донском казачьих войсках. Особенно это касалось станиц Сальских степей, образованных в отдельный Калмыцкий округ войска Донского. В годы Гражданской войны они сражались большей частью на стороне Белой Армии. Особо отличился 80-ый Джунгарский (Зюнгарский) полк и калмыцкий Ставропольский конный полк.
Башкиры.
В 1557 году русское правительство посчитало достаточно лояльным этот народ, разрешив иметь национальные вооружённые формирования. Уже через год несколько башкирских сотен замечены во время Ливонской войны 1558-1581 гг., их постоянно путают с яицкими казаками. Во времена Смуты башкиры на стороне народного Ополчения Минина-Пожарского, служат за деньги и военную добычу.
Основные силы регулярно несут пограничную службу, постоянно сталкиваясь с сибирскими татарами и «вольными калмыками». С последними сложились крайне неприязненные отношения на протяжении всей истории. Башкирские сотни принимают самое активное участие в Калмыцком походе 1644 года, Крымских 1687-го и 1689-го годов. Замечены многочисленные команды башкир во время Азовских походов, Северной войне. В 1771 году им поручено возвратить бежавших в Джунгарию других российских поданных, часть калмыков. Дело закончилось большой кровью.
С 1744 года они ответственны за охрану Оренбургской линии, 10 апреля 1798 года башкиры и мишари получают полноценные права военно-служилого сословия, создается Башкирское казачье Войско. Обязанности — несение пограничной службы на границе с киргиз-кайсацкими степями. Сколько несло службу — точно неизвестно, многочисленные «команды» разбросаны по всей стране, даже в Прибалтике замечены.
Но основная часть Войска выставляет на Оренбургскую линию каждое лето около 6 тысяч конных, зимой — в два раза меньше. Это продолжалось до середины XIX века, пока границы Империи не ушли далеко на юг и восток.
Башкиро-мещерякское войско в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах 1813-1814 годов представляло из себя 28 конных полков.
Но ратный путь башкиры начали еще с кампаний 1805-1807 годов, на территории Пруссии и Польши действовали 4 полка под командованием двух казачьих офицеров. Действия только двух из них подтверждены документально донесениями. Они под началом полковника Углецкого составляли «передовую цепь против генералов Массена и Вреде». В корпусе генерала Платова с 4 июня 1807 года тоже постоянно находились:
«Две башкирские пятисотенные команды и ставропольский калмыцкий полк под командованием полковника князя Уракова».
Военный наблюдатель от Англии Роберт Вильсон оставил записи, описывающие боевые действия русских войск на территории Пруссии и Польши. Видел, как 1500 башкир «со стальными шлемами и одетые в кольчугу» соединились с армией Беннигсена у города Веллау. Вели арьергардные, очень успешные бои в ходе отступления русской армии. Англичанин не оставил потомкам номера полков и фамилии их командиров.
Описывая стычку с французской кавалерией, Вильсон говорит: башкиры повсеместно демонстрируют личную храбрость и выучку отдельного бойца. Едва появившись среди бивуаков русской армии:
«бросились на французов вместе с другими казаками вплавь через реку Аллер. Башкирские конники, стреляя из луков, с большим эффектом атаковали отряды врага, захватив пленных».
Повествуя о разгроме французского эскадрона, англичанин описывает интересный факт о действии «бесшумных стрел башкир»:
«Офицер, раненный в бедро стрелой, вынул её, но был всерьёз встревожен ложным представлением о стрелах, якобы отравленных и под этим впечатлением провел ночь в ужасной тревоге и даже на следующее утро он не был разубеждён в своем заблуждении».
Вильсон, судя по всему, попал под очарование тактики и личной храбрости «туземных башкир», регулярно отмечал бесстрашие этой конницы. С удивлением признав: иррегуляры «прошлых веков» на равных ведут войну с такой сильной армией, как французская. Есть подробности конкретных боёв, уже в воспоминаниях основателя русской военной разведки, генерала Петра Чуйкевича.
«Кавалерия Груши пошла вверх по берегу реки Прегель с намерением атаковать левый фланг казаков. Платов, уступая рвению кантонных начальников башкирских команд, приказал князю Уракову напасть с ними на французов. Башкирцы чувствительны были к сему назначению и выполнили приказание с отличным мужеством».
Бой разворачивался так: калмыки и башкиры создали несколько линий «завес». Постепенно откатываясь перед строем французов, держали в напряжении артиллерийские конные команды Груши, полностью измотав их ложными наскоками. Как только пушкари французов покинули порядки кавалеристов, башкиры вывели французов на дистанцию стрельбы из лука. Сотни стрел взмыли в воздух, раня лошадей и всадников.
Ответить огнем им не могли, пушки отстали. После нескольких залпов, в расстроенные ряды кавалерии врага ударили плотные шеренги с копьями-пиками наперевес. Несколько таранных ударов полностью опрокинули кавалерию французов. Попытки перестроиться опять сбивались стрельбой из луков, враг:
«побежал будучи изумлён и замешан новостью оружия, с чем против него действовали. Башкирцы гнали неприятельскую кавалерию, которой они не давали пощады, до самых первых линий французской пехоты».
Генерал Платов был единственным кавалерийским командиром, успешно действовавшим в арьергардных боях до самого Тильзита. Как говорилось в реляциях: «дорого продавал неприятелю каждый свой шаг». Башкирские полки сражались при Веллау, недалеко от деревни Гросс-Егерсдорф, у Таплакенской плотины, при Битенене, у Юргайчена. Не зафиксировано ни одного эпизода, когда превосходящие силы французских авангардов смогли бы опрокинуть казачьи и башкирские сотни:
«кавалерия Буонопарте везде была отбита и прогнана с большим уроном».
К началу Отечественной войны стала складываться новая тактика общевойсковых действий русской кавалерии. Наконец, сообразили: большинство поражений вызваны незнанием действий врага, его маршрутов движения. Раз за разом Наполеон и его маршалы переигрывали русских, пруссаков и австрийцев именно маневром по ТВД, а не тактическими успехами на поле боя. Концепция глубинной разведки и прикрытия стала выходить на первый план. Выполнить её готовы оказались лишь казачьи и «туземные» части. Мало того, в отличие от лёгких гусарских частей — охотно принимали бой в любых условиях.
Удивительный факт, но когда началась война 1812 года, многие башкиры сами добровольно просились в ряды действующей армии, полки сверх обязательного норматива были укомплектованы буквально за несколько дней после оглашения Манифеста. Говорить о небывалом патриотическом порыве «защитить Русь православную» — излишне, а вот привезти в родные кочевья немало добычи и славы… это вполне. Рассказы о бессилии французской кавалерии против тактики башкир живы по сей день, представляю насколько были сильны в 1812-ом.
Вместо положенных 20 полков, башкиры выставили… 28, десятки отдельных команд. Некоторые даже не получали установленного жалования (12 рублей в год), полностью содержались «за собственный кошт». Вооружение было пёстрым, как и обмундирование. Но сотни выглядели единообразно. Обычно конный башкир имел карабин, неуставную пику или копьё, семейную саблю, лук и пару колчанов со стрелами. Пистолеты были большой редкостью.
Пара сотен полка считалась тяжёлой, облачалась в «проволочные латы и кольчуги». Как показали бои ещё в 1807-ом году, это неплохо защищало даже от французских пик. Стреляя из лука по пехоте, «панцирный башкир» почти не обращал внимания на ответный огонь из водопроводных труб с прикладами, которые были на вооружении французской армии. Главную опасность представляла артиллерия. Была полностью доведена до совершенства тактика боя против европейских армий:
«40 шагов есть среднее расстояние для верного выстрела. В сражении башкирец передвигает колчан со спины на грудь, берет две стрелы в зубы, а другие две кладет на лук и пускает мгновенно одну за другою; при нападении крепко нагибается к лошади и с пронзительным криком, раскрытою грудью и засученными рукавами, смело кидается на врага, и, пустивши 4 стрелы, колет пикою».
Одето воинство было сообразно удобству, кавалерийские строевики скрипели зубами, когда мимо проезжала «конная орда, одетая по их обычаю». Чаще всего это были суконные кафтаны синего или белого цвета, широкие «шальвары» с красными широкими лампасами, белый остроконечный национальный колпак, широкий пояс, портупея с саблей. Иногда трофейный подсумок с патронами, сапоги
«из коневьей кожи, которые, хотя и некрасивые, но весьма прочные, одной пары бывает достаточно на целый год».
Боевой путь башкирских полков не блещет подробностями, но по сравнению с калмыцкими — просто многотомное издание. Первый полк встретил войну с первых минут, был арьергардом 2-й армии Багратиона, второй башкирский — особо настоятельно испрошен в состав 3-й армии генерала Тормасова, тептярский полк оставался в 1-ой Западной армии. Три других отошли к Дунайской армии адмирала Чичагова.
Первые стычки начались уже при переправе Наполеона через Неман, с каким исходом — неизвестно. 15 июня в башкиры отличились при Гродно, 16 июня — в деле под Вильно. Когда выяснилось, что город оставлен, мост не уничтожен отступающими, Первый тептярский полк получил приказ на грани самоубийства… Тептяри вместе с казаками опрокинули авангарды французов, прорвались до виленского арсенала и взорвали его. При отходе спалив мост через Вилию.
После соединения двух отступающих русских армий, башкиры полностью отряжены на фланги, лишив французов любой разведывательной информации. 26 июля принимают участие в стремительной атаке в «деле у Рудни». На следующий день башкирские сотни возглавляют атаку казаков Платова возле деревень Лошня и Молево Болото. Первый башкирский полк едва не захватывает знамя разгромленной наголову дивизии Себастиани.
Во время Бородино французы всё-таки смогли огромной кровью взять батарею Раевского. В последнюю контратаку идёт генерал Ермолов с батальоном Уфимского пехотного полка и башкирами Оренбургского драгунского полка. Он останавливает отступающие части, отбивает батарею стремительным броском. За участие в этой самоубийственной атаке 9 офицеров-драгунов получили награды «За храбрость и неустрашимость».
Первый башкирский полк, во время обходного маневра Платова, первым выскочил в тыл французов у деревни Валуево на Новой Смоленской дороге, но не решился атаковать «коробки пехоты» с артиллерией. После оставления Москвы башкиры, мишари, тептяри, оренбургские и уральские казаки распределяются по подвижным конным отрядам, отправляются на свободную охоту.
Во временя стояния Великой Армии в столице было немало славных дел. Башкир нацелили на конницу Мюрата, потом перебрасывали челноками между Старой Смоленской, Серпуховской и Коломенской дорогами. Кутузов был доволен, все подвижные части врага оказались запертыми в окрестностях Москвы. Башкиры сдали командованию около пяти сотен пленных французских кавалеристов… Пехоту никто не считал.
После славных дел под Малоярославцем башкирские и казачьи полки препятствуют спокойному отходу армии маршала Макдональда, мечутся по огромному театру боевых действий. Кавалеристы регулярных войск с завистью поглядывают на лошадей этих отрядов. Несмотря на измочаленный вид всадников, подвижной состав полков всегда находится в идеальном состоянии.
Благодаря «черноморкам» казаков и выносливым башкирским лошадкам перехвачено огромное число бегущих французов, обозов и оставшихся артиллерийских парков. Сообщая оренбургскому военному губернатору Волконскому о бегстве французов, Кутузов восхищенно писал:
«Вы не можете представить, ваше сиятельство, радости и удовольствия, с каким все и каждый из русских воинов стремится за бегущим неприятелем и с какою храбростью наши воины, в том числе и казаки, и некоторые башкирские полки, поражают их».
Пять башкирских полков принимают участие в знаменитой «битве народов» под Лейпцигом 4-7 октября 1813 года. Наполеоновский генерал де Марбо в своих мемуарах писал о тех трудностях, которые доставляли французам «северные амуры», вооруженные луками и стрелами.
«Эти новички кинулись бесчисленными толпами, но, встреченные залпами из ружей и мушкетов, оставили на месте битвы значительное число убитых. Эти потери вместо того, чтобы охладить их исступление, только его подогрели. Они носились вокруг наших войск, точно рои ос, прокрадываясь всюду. Настигнуть их было очень трудно».
После победы под Лейпцигом подошли ещё четыре башкирских полка, весь «туземный корпус» направлен под Дрезден. Там вместе с казаками организована полная блокада города. Сдались в плен 2 маршала, 32 генерала, 1759 офицеров и 33744 солдата. Последняя попытка прорыва осаждённых была встречена отчаянной атакой четвертого и четырнадцатого башкирских полков, взявших в плен около двух тысяч пехотинцев и вырубив несколько кирасирских эскадронов. Закончили войну мещеряки и башкиры в Париже…
Выводы…
С великим сожалением приходится признавать, славная воинская история нашего государства… сознательно обходила «туземные войска» своим вниманием. Авторы и исследователи (большей частью офицеры регулярной армии) явно недооценивали потенциал и подвиги иррегулярной конницы. Часто презрительно называя их, даже многоопытных донцов — «оттоманскими ордами». Когда начинаешь читать воспоминания участников той же Отечественной войны 1812-го… смех разбирает.
Некоторые генералы и полковники(!), которые получали под свою команду национальные «туземные полки»… даже не могли отличить поначалу башкир-мусульман от буддистов-калмыков, регулярно путая в донесениях номера и названия полков, искажая фамилии командиров. Минуло больше двух сотен лет, а историческая правда до сих пор зияет огромными прорехами.
Образ «диких и необузданных» башкир и калмыков, как диких кочевников в драных малахаях и халатах с «ножами и пиками», — уже утомляет. Если для войны 1806-1807 годов такие образы простительны для европцев, впервые столкнувшихся с необычной тактикой боя, то для нас… постыдны. В 1812-ом году против Наполеона воевала огромная армия казаков.
Какой они были национальности — дело десятое. Сотни были единообразно одеты, лихи и молодцеваты, никакой пестроты в одежде и масти лошадей. Вооружены временами были куда лучше столичных полков регулярной кавалерии… А тактика, которую они принесли на поля Европ… это уже другой рассказ…
"Не подражайте другим. Найдите себя и оставайтесь собой, ведь «зависть — это невежество», а «подражание — самоубийство». Дейл Карнеги"