Адольф Гитлер: почему «гений интуиции» проиграл Третий Рейх?
Чтобы сегодняшней статьей постараться решить заявленную заголовком сверхзадачу и подробно расчленить характер и образ жизни фюрера — придётся стать эквилибристом. Не вляпаться в ложь нацистской пропаганды — с одной стороны. Не погрузиться в послевоенные мифы — с другой. Приступим.
А кто ещё не изучил первую статью цикла «Адольф Гитлер: в собственном зеркале и глазах немецкого народа» — тому ата-тай и шагом марш. Для полноты картины явно пригодится.
Что нарисовали
нам пропагандисты Рейха? Очень экстравагантное полотно, которое многие исследователи стараются преподнести исторической правдой. Мол, фюрер жуткий трудоголик и демон работы. Несколько суток без сна — обычное дело. Воля сосредоточения над проблемой запредельная, способность разложить любой вопрос на простые, фундаментальные факторы — уникальная. Гитлер это сам подтверждал, не раз произнеся:
«У меня есть дар сокращать все проблемы до наипростейших основ… Дар прослеживать все теории до их корней в реальной жизни».
Только есть в хвастовстве одна тонкость, не раз наблюдателями подмеченная. Дар совсем другого рода: полное незнание абстрактных теорий, невежество в традиционных точках зрения, помноженное на предрассудки крайне некомпетентного человека без образования. Любая проблема для Гитлера, таким образом, попадала в фокус очень наивного понимания.
Он не был способен, как Сталин, Рузвельт или Черчилль, — отбирать наиболее характерные и значительные элементы вопроса, раскладывать его на составные части. Спрашивать совета либо уточнения, если собственных знаний не хватало. Чтобы подавлять любое сопротивление своей воле, Адольф всегда упирался… в человеческий фактор, эмоциональную часть проблемы, вызывая лакейские возгласы восхищения. Но чаще обезоруживая таким диким и нетривиальным подходом интеллектуалов и знающих людей…
Это становится понятно, когда в периоды нервозной активности Гитлер проводит в день… десяток важнейших совещаний и дюжину частных встреч. Всегда выдавая «на гора» кучу быстрых, «гениальных» и… часто непонятных большинству решений. Без всякой предварительной подготовки, на основании обрываемого на полуслове доклада (редко — двух-трёх). Но обязательно начинает заряжать нервозностью всех, бесконечно твердя: требую ещё большого самопожертвования!
Пока дела на Восточном фронте и чрезмерное увлечение наркотиками не стали причинами начала распада личности, Адольф демонстрирует всем собственную «человечность». Много шутит (порой удачно), участлив, терпелив к слабостям соратников. Частые перерывы на «перекусы» и обеды порой занимают огромное количество времени. Фюрер ложку в свой картофельный супчик не опустит, пока не перемоет косточки общим знакомцам.
Очень необычная
избирательная память. Фюрер любит вспоминать забавные случаи из прошлой жизни окружающих его людей. Мимикой способен изображать того человека, о котором рассказывает. Иногда выходят вполне актуальные пародии (особенно на Геринга и Муссолини), взрывающие аудиторию гомерическим хохотом.
Всех удивляло: любые факты и цифры, касающиеся проблемы, Адольф шпарил по памяти. Без малейшего колебания правильно называл водоизмещение почти всех крупных кораблей воюющих флотов. Какое вооружение, броню, количество человек экипажа несёт судно. Знает количество оборотов авиационных двигателей любых существующих моделей и типов. Какое количество выстрелов делает в минуту пулемёт (лёгкий, средний или тяжёлый) производства США, Чехословакии или Франции.
При всём этом… не способен понять тактику бригады эсминцев или крейсеров. Роль в боевых построениях линкоров. Как именно действуют «стаи подводных волков» Карла Дёница и «большие крылья» истребителей англичан. Не понимает, как именно воюет пехотный взвод собственного вермахта, батальон тяжёлых танков.
Шпаря по памяти номера дивизий, полков и бригад… с фамилиями командиров — не способен осознать, что воюют люди, а не номера подразделений. Нарезает полностью разгромленным частям участки фронта, которые не удержать и полным штатом, с маршевыми пополнениями на подходе. Отправляет в отставку генералов, кто с пятью тысячами бойцов не удержал концентрированный удар целой советской армии.
Почему? Ответ: фюрер прекрасно разбирался только в одном вопросе досконально — психологии среднего человека окружающей его социальной группы. Это касается немецкого рабочего, бюргера, солдата, крестьянина… молодёжи и женщин. В расчёт постоянно включалось какое-то «движение яростной энергии и энтузиазм». Даже когда их не осталось в помине к концу войны.
Эти качества публичного политика, покорителя стадионов, способного заразить личным нездоровым исступлением сотни тысяч людей — Гитлер принёс в кабинеты и бункеры лидера государства. Уверовав в собственную избранность и непогрешимость в результате (действительно) феноменального быстрого взлёта, сделал заключение: никакой другой политик мира не владеет такими способностями. Даже близко не способен приблизиться в господстве над умами народных масс. Он, Адольф, — уникален, незаменим.
Странные привычки.
А теперь суровая правда жизни. Не тот старательно отрепетированный образ в состоянии аффекта и публичных «политических озарений», а повседневная жизнь строителя Рейха. Самыми правдивыми словами, когда-либо написанными Геббельсом, можно признать эти:
«Фюрер не меняется. Теперь он такой же, каким был мальчишкой».
Каким именно… мальчишкой? Совсем не образцовым учеником, который учил только то, что было интересно. Никакие «неуды» по остальным предметам, страшные порки отцом… не могли заставить юного Адольфа стать даже средним «троечником». За год до смерти матери, находясь в странной депрессии, вообще ничем не занимался. Слонялся вокруг отчего дома, изредка рисовал акварели. Несмотря на бедственное положение семьи — не искал работу, став для соседей «символом своенравия и лени».
В Вене ничего не изменилось. Предпочитал голодать и попрошайничать на улицах, но не работать. Его приятель по ночлежке Ганиш удивлялся:
«Он никогда не был большим тружеником, не способен был проснуться утром, с трудом начинал что-либо и, похоже, страдал от паралича воли».
Как только Адольф изредка продавал свою картину, сразу превращался в какого-то смешного сибарита-аристократа. Прекращал любые начатые проекты, проводил время за чтением газет, в ресторанах (не по карману) и надоедая товарищам по ночлежке политическими лекциями в ночные часы. Когда старались урезонить, отвечал: «я так отдыхаю».
Ничего не изменилось и потом. Периоды небывалого возбуждения и активности (на волне успехов) обязательно сменяли месяцы апатии и бездействия (во время неудач или рамках системного труда). В 1931 году Биллинг писал:
«Внутренние трудности правительства Гитлера проявятся в личности самого Гитлера. Он не может приспособиться к какой-либо упорядоченной умственной деятельности».
«Он страдал от всеобъемлющей неорганизованности. Естественно, со временем она стала меньше, но сперва была видна во всем».
Это быстро подметили соратники по партии, назначив «восходящей звезде» пивных и улиц специального секретаря, который был должен откровенно присматривать за Гитлером, чтобы тот выполнял свои обязанности, подписывал текущие документы, успевал на запланированные встречи. Бесполезно:
«Гитлер постоянно был в движении, но редко успевал».
Эту особенность он полностью сохранил, даже став канцлером и фюрером. Редко успевал на встречи с послами иностранных держав и важные совещания. Потому что был органически неспособным придерживаться какого-либо расписания. Даже самого щадящего.
Другой странной чертой фюрера была, названная персоналом, «мания кровати». После завтрака Гитлер обязательно возвращался в спальню, словно страдающий уставщиной фельдфебель придирчиво осматривал, как застелена его постель. Обязательно особым образом, с очень сложным процессом складывания стеганного одеяла. Не ляжет спать, если её не расстелил непременно мужчина. Это наваждение очень настораживало женский штат резиденций.
Была нездоровая страсть к газетным новостям и собственным фотографиям. Если кто-то заходил в кабинет с прессой, все важные совещания немедленно прекращались. Гитлер мог погрузиться в газету, вычитав её от названия до информации о тираже, устроив потом детальное обсуждение всего написанного.
Естественно, решение назначенных вопросов — откладывалось. Этим трюком мастерски владел Борман, сворачивая многие щекотливые и принципиальные проблемы, просто притащив несколько газет с фотографиями фюрера…
«Даже в обычные дни в те времена было почти невозможно заставить Гитлера сосредоточиться на одном пункте. Он мастерски уходил от разговора или же, когда его внимание отвлекалось внезапным обнаружением газеты, он алчно начинал её читать, или же прерывал ваш тщательно подготовленный доклад долгой речью, как будто находился перед аудиторией». (Людеке)
Рабочий день Адольфа.
Он мог лечь спать в любое время, между полуночью и семью часами утра, проснуться между девятью утра и двумя дня. Не спал часто ночами вообще, как пропаганда сообщала. Только не работал. А просматривал один-два художественных фильма, бесчисленную кинохронику, слушал музыку, развлекал беседами кинозвёзд. Либо просто болтал с персоналом, адъютантами, помощниками.
Это было пыткой для многих. Врачи объяснили эту странную черту психики фюрера: Адольф очень не любил «умирать во сне», оставаться один. Часто среди ночи звонил адъютантам и требовал, чтобы они сидели рядом, говорили с ним. Порой дежурные просто засыпали, слушая разговоры о странных пустяках. Был неписанный закон: ни в коем случае не перебивать, иначе фюрер перескочит на другую тему, «беседа» может затянуться ещё на час-другой.
Гитлер, как мог, боролся с этой своей особенностью организма. С конца 20-ых годов плотно подсел на самые разнообразные снотворные. Но они помогали мало даже в лошадиных дозах. Стоило найти какую-то волнующую его тему, организм Адольфа приходил в состояние полной мобилизации, сонливость как рукой снимало. А персонал хватался за голову… опять бессонная ночь!
С начала войны Гитлер постарался изменить распорядок дня, соответствовать почти вековой традиции немецкого Генштаба, когда кайзерам все важные личные доклады поступали рано утром. Какое-то время даже регулярно завтракал с генералами в семь утра, второй раз — в девять. Но хватило на три недели всего… Всё чаще в стал звучать ответ его канцелярии, даже на истерические требования с фронтов отдать нужные приказы: фюрер ещё спит, будить нельзя, только лёг.
Наблюдатели чётко подметили ещё со времён канцлерства Гитлера:
«Он не знает, как работать стабильно. Действительно, просто не способен работать». (Раушнинг)
Больше всего бесит Адольфа кабинетная рутина, работа с документами. Дежурным офицерам и секретарям приходится изощряться, чтобы заставить (именно заставить) разобрать кипы ежедневных докладов, часто требующих личной подписи. Но тщетно… Фюрер читает только те, которые его заинтересовали. Обычно это армейские или военно-морские дела, чуть реже — политические вопросы.
Будучи канцлером, он парализовал свой кабинет постоянным отсутствием на заседаниях. Если с явной неохотой приходил, мог вскочить и уйти… даже не извинившись. Куда? Как потом выяснилось — в собственный кинозал, где в одиночестве пересматривал любимые фильмы.
Так появилась странная манера общения с министерствами: дела кабинета обсуждались с понравившимися ему сотрудниками или помощниками министров, их заместителями. Они потом и сообщали всему правительству решения канцлера.
«Штаб Гитлера обычно бывает в отчаянии оттого, что он откладывает решения со дня на день… Он никогда не воспринимает протесты коллег достаточно серьёзно и обычно отметает их, говоря: «Проблемы не решаются в суете. Если наступит время, проблема будет решена тем или иным путем сама собой». (Хайнфштагель)
Принятие решений.
Этот процесс, пока Адольф владел политической и военной инициативой в Европах… был овеян мистикой. Никто из его ближайшего окружения не понял, как именно и на основании чего фюрер принимает судьбоносные решения.
Несмотря на показную решительность, образ непоколебимой личности — трудные ситуации погружали Адольфа в странное психическое состояние. «Откладывание дел на потом» становилось стопроцентным, никаких (даже мелких) решений не принималось.
Он изолировался полностью, проводил в одиночестве иногда недели напролёт, был недоступен даже для непосредственных подчинённых. Часто впадал в депрессию, почти не разговаривал. В окружении стопок иллюстрированных журналов и немногочисленных книг — смотрел одни и те же американские фильмы, либо играл с архитектурными моделями.
«Он быстро становился нетерпеливым, если его вводили в детали проблемы. Очень отрицательно относился к экспертам и мало уважал их мнение. Он смотрел на них, как на «вьючных животных», подметальщиков и растиральщиков красок».
Чаще всего Гитлер покидал Берлин в такие моменты. Ехал в альпийскую резиденцию Берхтесгаден, днями гулял в полном одиночестве по окрестностям. Никого толком не узнавая, не желая разговаривать. Впоследствии, если решение проблемы было успешным, он говорил:
«Я ожидаю когда мной начнёт руководить «внутренний голос». Не обдумываю вопрос, а жду подсказку».
Когда «голос» прозвучал, фюрер кардинально менялся. Бегом возвращался в резиденции и собирал адъютантов. Они могли часами сидеть и слушать пространные рассуждения:
«В этих случаях он не желает, чтобы они задавали ему вопросы или даже понимали его. Похоже, он просто хочет поговорить».
Обычно после этого Германия погружалась в нездоровую суету. Из Альп летели сотни телеграмм и телефонных звонков, Гитлер вызывал советников, министров, экспертов, генералов, партийных функционеров. На текущих друг за другом совещаниях уже улыбчивый и воодушевленный Адольф подробно рассказывал, что именно он придумал. Мог даже выслушать особо ценные советы, не перебивая. Но все знали, говорить стоит о деталях, не подвергая сомнению саму концепцию. Если кто-то находил план трудновыполнимым, Адольф взрывался:
«Мне не нужны люди, у которых свои умные собственные идеи, а нужны скорее люди, которые достаточно умны, чтобы найти пути и средства осуществить мои идеи».
То есть, фундаментальной чертой характера Гитлера была интуиция. Он никогда не работал как интеллектуал, набрасывая альтернативные сценарии, перебирая аргументы «за» и «против», нагружая мозг необходимой дополнительной информацией. Просто… ждал. Получая решение из какого-то там «подсознания», работал только с теми фактами, которые говорили — оно верное.
Вот почему созданные в Англии и США специальные отделы «психологического портрета немецкого фюрера» постоянно сбоили, сумев предсказать всего лишь несколько моделей его поведения в день «Д» и при вторжении на территорию Германии. Во остальном же безбожно промахивались, несмотря на разрекламированную потом «точность прогнозов». Их не было.
Потому что, особенности мыслительного процесса Адольфа даже опытному психотерапевту было не разгадать, тем более — предсказать. Если объяснить это простым понятием: Гитлер в мыслительных процессах — это ориентация артиста, никак не государственного деятеля. Где всё решает вдохновение, а не поступательные интеллектуальные упражнения.
Так фюрер стал фактическим наркоманом, зависимым от своего «внутреннего голоса». Получая сверху лютый коктейль из медицинских препаратов доктора Морелла с 1936 года. Как итог, к 1943 году Гитлер стал полностью непредсказуем даже для ближайшего окружения. Оборотной стороной этого процесса стали периоды полной беспомощности, которые дорого обошлись воюющей Германии. Как сказал Гальдер: «фюрер начал барахтаться».
Это усугубляли участившиеся после Сталинграда приступы ярости. Нет, ковры он не грыз, по полу не катался, это ложь господина Ширера. Никто из адекватных немцев, оставивших беспристрастные воспоминания, таких припадков не заметил. Ярость Гитлера была другого рода: он начинал вести себя «подобно испорченному ребёнку»:
«который не может добиться своего, барабанит кулаками по столам и стенам. Он ругается, орёт, заикается, иногда слюна пенится в уголках его рта».
«У него был тревожный вид, волосы растрёпаны, глаза сужены, лицо искажённое и побагровевшее. Я боялся, что он либо скончается, либо его хватит удар».
Самое удивительное в этом, приступы ярости настигали фюрера не в моменты главных просчётов или неудач. Они всегда проявлялись в каких-то незначительных мелочах. Но всегда и обязательно, если кто-то смел хоть словом, хоть жестом начинать ему перечить. Сомневаться в непогрешимости.
«В его штабе есть тактическое понимание: «Ради Бога, не возбуждайте фюрера», что означает не сообщать ему плохих вестей, не упоминать вещей, которые не такие, как он полагает». (фон Виганд)
А что врачи?
Диагноз они не поставили до сих пор, но несколько шизоидных расстройств нащупали в психике «бесноватого». Более точные результаты не получить. Внутренний мир Адольфа слишком запутан, отягощён детскими страхами, манией величия и частыми мыслями о самоубийстве. Неизвестны психотропные и гормональные препараты-вытяжки (числом до 90 наименований!), которыми пичкал его внимательный личный доктор.
А многие его знаменитые приступы ярости… оказались очень хорошо поставленной актёрской игрой. Так фюрер отсекал «лишние разговоры», не обладая способностью к полемике с экспертами, особенно генералитетом.
«Он внезапно приходит в странную ярость и внезапно охладевает. После этого начинает говорить на другие темы абсолютно спокойным тоном, как будто ничего не произошло. Изредка может застенчиво посмотреть вокруг, как бы проверяя, не смеётся ли кто-нибудь».
Нередко, в особо щекотливых ситуациях, Гитлер открыто угрожал совершить самоубийство. Это точно документировано после Пивного путча 1923-го (на суде), в 1930 году — после самоубийства своей сожительницы-племянницы Гели. В 1932 году Адольф снова готов застрелиться, если «левак» Штрассер продолжит раскалывать партию.
Через год (1933-й) угрожает помощнику Гинденбурга, что сведёт счёты с жизнью, если не получит пост канцлера. Публично заявляет о суициде адъютантам в 1936-ом, если оккупация Рейнской области окажется неудачной.
Во всех случаях ни у кого не было тени сомнения — он это сделает! Настолько серьёзно и убедительно всё выглядело… Но чаще случались разной степени тяжести депрессии, всё-таки.
Одним из явных признаков психического расстройства фюрера была его особенность… забывать. Это приводило в ужас и смятение окружение. Когда он мог выдать поручение, говорить одно… а потом впадать в ярость через несколько дней, настаивая: я просил нечто совершенно противоположное. Или вообще об этом не говорил. Чаще всего это касалось международной политики, Риббентроп просто рыдал порой, выходя после совещаний…
Любопытно окружение, которое для отдыха собирал Адольф. Порой часами обсуждал с обслугой и адъютантами персоналии звёзд кино и театра, которых следует пригласить на приём или вечеринку. Гитлеру всегда нравилось быть окружённым хорошенькими женщинами, немецкая киноиндустрия регулярно поставляла в резиденции начинающих актрис. После таких приёмов фюрер несколько дней находился в нездоровом возбуждении. То есть, среда артистов всегда ему была более близка, в ней он себя чувствовал наиболее комфортно.
Особое внимание специалистов приковывала личная жизнь фюрера. Начав с несовершеннолетней племянницы Гели и едва пережив её странное самоубийство (убийство), Адольф на время становится аскетом. Но помимо всем известной Евы Браун, не чужд другим романам. В 1936-году начинает поддерживать регулярные отношения с двумя киноактрисами. Девушек часто приглашали в канцелярию поздно ночью, а покидали они её рано утром. Что там происходило — не знал даже ближайший к фюреру обслуживающий персонал.
Первой была Ренара Мюллер, покончившая жизнь самоубийством, выбросившись из окна берлинского отеля. Вторая — Лени Рифеншталь, которая продолжала быть гостьей канцелярии вплоть до начала войны. Ева Браун тоже отметилась двумя попытками суицида, когда Адольф прямо сообщил ей, что свадьбы не будет до окончания войны. Само собой, в партийной среде и в элитах Рейха бродили всякие слухи и догадки.
Часть соратников считала: половая жизнь Гитлера нормальна, но весьма ограниченна какими-то глубокими предпочтениями, связанными с матерью. Другие были уверены, что фюрер обладает иммунитетом к подобным искушениям, а с девушками лишь общается за закрытыми дверями. Третьи всю жизнь были уверены в гомосексуальных наклонностях вождя.
Это косвенно подтверждается началом партийной карьеры Гитлера, когда он был окружен откровенными содомитами, обожал проводить в их кампании всё свободное время. Что с Ремом, что с Гессом. Последний вообще своих предпочтений не скрывал, заслужив в НСДАП прозвище «фройлян Анна». Были и другие подозрительные эпизоды, особенно когда начались притязания Гитлера на моральную чистоту Великой Германии.
Уничтожая гомосексуалов в стране, фюрер очень беспечно относился к своим соратникам соответствующей ориентации. Со временем Геринг сформулировал «правила игры», сказав одному подчинённому, подозреваемому в содомитском грехе: «Делай все, что тебе угодно, но не попадайся на этом».
Все знали, что фюрер страстный коллекционер порнографии. Как он с трепетом ожидал появления очередного выпуска журнала «Дер Штюрмер». Выхватывал его из стопки утренней почты, бросал завтрак и начинал алчно листать. Раушнингу Гитлер сказал: «Дер Штюрмер» — единственная форма порнографии, разрешённая в Третьем Рейхе. Хотя журнальчик был… откровенно низкопробный даже в своей категории.
Выводы.
Тема не закрыта, скорее всего. Будут ещё статьи, как именно Гитлер проиграл несколько личных войн. С Черчиллем, Франко, Рузвельтом и, конечно же, — Иосифом Виссарионовичем, которые, каждый по-своему, смогли «раскусить» этого комедианта с нечеловеческой интуицией. Благодаря интеллекту, системной работе настоящих политиков — выиграть Вторую мировую. Но есть одно, что этих людей объединяет. Все схватили важнейшую черту характера фюрера — опасную непредсказуемость, далёкую от рационализма.
Существует заблуждение, что личность фюрера распалась, как единое целое, после Сталинграда и Курской битвы. Он начал сильно сдавать, метаться и «барахтаться». Это верно лишь отчасти. Главной проблемой было другое: Адольф всё чаще начал впадать в крайности. Строго в тех границах, которые всегда окружали его личность с 20-ых годов. Когда открыто стал настаивать на бескомпромиссной борьбе до «последней минуты, последнего рубежа, солдата и мирного жителя».
До последнего своего смрадного вздоха Гитлер оставался таким, каким был всегда. Ждал подсказок «внутреннего голоса», с маниакальной последовательностью следил за исполнением мелочей, пропуская главное (ему неинтересное). А шизоидное убеждение, что способен опередить своих оппонентов в скорости принятия «решений неопределённостей», — погрузило его личность в хаос.
Это случилось в самом начале 1945-го только. Когда ограниченные интеллект и знания фюрера, полностью зачищенное от любого возражения личное окружение… перестали генерировать вызовы его «исключительности». Началась серьёзная работа, к которой он оказался не готов. Это вылилось в мечтания о разногласиях союзников, бессмысленные демонстрации военной силы на озере Балатон и в Арденнах, приказах тотального разрушения инфраструктуры Германии. Процесс распада стал необратимым…
мысли на память
"Пришел я к горестному мнению от наблюдений долгих лет: вся сволочь склонна к единению, а все порядочные — нет. Игорь Губерман"