Родина ваз и… "Рудного Алтая"

"Если вы намеренно собираетесь быть меньшим, чем вы можете быть, я предупреждаю вас, что вы будете несчастным всю оставшуюся жизнь." Абрахам Маслоу

 

Родина ваз и… “Рудного Алтая”

Бывая в Эрмитаже, едва ли не в первую очередь бегу в центральный зал, где выставлены роскошные каменные вазы. Как говорится, на вкус и цвет товарищей нет, но мне кажется, что это самые великолепные экспонаты всей коллекции богатейшего музея мира. Да, я люблю красивые камни и не могу оторвать глаз от сверкающей полировки сверхтвердых граней яшмовых и порфировых торшеров, ваз, колонн. Вот виноградные лозы с листьями и плодами, вот фигурки животных, и все это рельефно вырезано на стенках. Не верится, что это творения XVIII-XIX вв., когда и механизации-то почти не было. И где все это сделано! В глухой деревушке, запрятанной в дебрях Алтая. Сделано руками мужиков, зачастую родившихся в курных крестьянских избах, ни разу не бывающих ни в Европе, ни вообще в больших городах.

Мы, восточноказахстанцы, частенько забываем свою историю и то, что у нас под боком находятся знаменитые места, откуда родом многие из нас.

Летом 1999 г. я побывал в Русском Алтае. На обратном пути очень торопился домой в Зыряновск. И вдруг, проехав Курью, деревню уже вблизи границы с Казахстаном, понял, что заблудился. Вместо Змеиногорска еду в Колывань. Времени у меня в обрез, а тут лишних километров 50-60. Хотел развернуться, а потом устыдился: “Вот и хорошо, ведь я давно мечтал там побывать. Увидеть историю своими глазами, поклониться старине”.

По дороге подобрал голосовавшего парня. Диме 18 лет, работает в местном лесхозе. В Колывань его родители приехали несколько лет назад из Лениногорска. Через пять минут мы были уже почти друзьями, и он сам предложил мне показать свой поселок и достопримечательности.

– У нас приволье, – рассказывал Дима, – лес, горы, озера и земли сколько хочешь, к тому же, старина.

Узкая асфальтированная дорога вилась по невысоким предгорьям, пока не привела к лесистому хребту, у подножия которого живописно разбросаны дворы и домишки Колывани.

История Колывани удивительно интересна. Ведь именно она не только стала колыбелью горнорудной промышленности на Алтае, но и послужила началом развития огромного края и появления таких городов, как Барнаул, Рубцовск, Зыряновск. Здесь, вблизи живописного озера, Акинфий Демидов по следам древних чудских выработок в 1726 г. открыл первый прииск, а в 1729 г. построил первый медеплавильный завод. Горные разработки и сейчас еще видны с дороги. В 1740 г. в Бергколлегию поступил донос о том, что Демидов тайно выплавляет золото и серебро. Это была монополия государства, и разгневанная царица Елизавета издала указ – все имущество Демидова, его рудники и заводы со всеми землями “взять на себя”. С тех пор всеми делами стал заведовать Кабинет, принадлежавший царской казне. По расположению и названию местности рудники и фабрики получили наименование Колывано-Воскресенских.

Позже, в 1802 г., здесь, на реке Белой, была построена камнерезная шлифовальная фабрика. Но обработкой камней для царского двора начали заниматься еще раньше, с 1786 г. в Локтевке. Правители самых богатых стран Европы соревновались между собой в пышности убранства своих дворцов. В 1786 г. на поиски цветных поделочных камней был отправлен знаток Петр Шангин. Им и были открыты основные месторождения замечательных яшм и порфиритов.

На Колыванской фабрике были изготовлены сотни изделий, десятки огромных ваз, канделябров, колонн, торшеров и разных других украшений. Многие изделия не имеют равных в мире, ведь лишь в античные времена в Греции и Риме делались подобные амфоры и вазы, но, как правило, из гипса или мягкого мрамора и гораздо меньшего размера. Русские цари хотели поразить мир великолепием своего двора. Здесь изготовлена самая большая в мире ваза из цельной глыбы ревневской яшмы весом свыше 11 т. Первоначальный же вес монолита составлял 20 тонн. Большой размер ее эллиптической чаши достигает пяти метров. На изготовление ее ушло 12 лет, а для доставки каменной глыбы от месторождения на фабрику использовалась сила нескольких сотен рабочих, так как лошади для этой цели не годились. Перемещали волоком, в день не более 500 м, а ведь тащить ее надо было много десятков километров. Экономический секрет такого производства был прост. Изделия, не имеющие цены, царской казне обходились совсем дешево, так как использовался по существу рабский труд приписных, то есть крепостных. Цивилизованная Европа не могла себе этого позволить.

Первое, что мы увидели, – это памятная каменная колонна на окраине села. На затоптанной скотом горке, на пустыре рядом с убогим зданием автостанции она стояла, будто балерина среди ломовых извозчиков. Уму непостижимо, как сохранилось и до сих пор не разрушено это изящное сооружение в классическом стиле с вазой на вершине.

Мы ехали по деревенским улицам, заросшим вековыми тополями и черемухой.

– Это школа, – показал Дима на бревенчатый двухэтажный дом под железной крышей.

По резным завитушкам было видно, что постройка старинная. Любили наши предки красоту! Тут же невдалеке виднелось другое здание, тоже двухэтажное. Первый этаж кирпичный, второй бревенчатый. Еще более старое, уже наполовину разрушенное и без крыши.

– Здесь учили рабочих и детей камнерезному делу, – пояснил мой проводник, – скоро вовсе развалится. Никому до этого нет дела.

Значит, было ремесленное училище при заводе. Своих мастеров растили с детского возраста.

– Да, здесь жил знаменитый мастер камнерезного дела Филипп Стрижков, – говорю я, – делал изумительной красоты шедевры. Торшеры, вазы. А умер в 30 лет от силикоза. Любил камень, от него и смерть принял совсем молодым.

Я поднимаю голову и на углу старой избы вижу современную табличку с названием улицы “Ф. Стрижкова”. Рядом улица Ломоносова – он тоже много сделал для геологии и камнерезного дела. Хорошие имена, но какое вокруг запустение! Убогие избы, дряхлые домишки, перекошенные заборы. Да, за 250 лет люди не стали жить лучше, а в чем-то и хуже.

Музей оказался в большом, недавно отремонтированном здании. К сожалению, ему придали современный безликий и казенный вид, не догадавшись или не сумев восстановить старинный облик.

Удивительно и отрадно: в музее были посетители, целая группа! В благоговейной тишине и искусственно созданной полутьме (под старину), экскурсовод – милая женщина с очень хорошо поставленным голосом, ничуть не хуже, чем у работников Эрмитажа, рассказывала об истории камнерезного дела в Колывани.

В одном зале (вернее, в комнате) выставлена целая коллекция небольших моделей и копий каменных ваз и других изделий. Тут же большая галерея почерневших от времени портретов. В другом зале большую часть места занимала копия деревянного механизма, приводящая в действие камнерезные станки.

Музей мне очень понравился, чувствовалась культура и опека Барнаульского музея. Но главное было впереди. Мы съехали по крутому косогору и очутились на плотине, на берегу искусственного пруда, построенного на небольшой горной речке почти 270 лет назад. Слышен веселый гвалт купающихся ребятишек – жизнь продолжается. И (о, радость!) завод сохранился. Ниже плотины стояли массивные каменные здания старинной постройки. Даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять: водопроводный канал остался в своем первозданном виде. Точно такими же блоками известняка облицованы каналы и шлюзы петровского времени в Кронштадте, Петергофе, Петербурге. Где-то здесь стояло большое колесо, наподобие мельничного, приводящее в движение огромные камнерезные пилы и шлифовальные устройства. Зажмурь глаза – и сразу представляются картины далекого прошлого.

Торопливо, словно боясь, что все исчезнет, фотографирую и чуть не бегом спешу вниз, к каменным цехам.

– Зачем пешком? – удивляется Дима. – Во двор можно заехать на машине. Так все делают.

– Нет, нет! – не соглашаюсь я. – Это будет кощунством. Только пешком! По этому откосу поднимали величайшие произведения искусства.

От волнения у меня перехватывает дыхание: 250 лет назад здесь во дворе лежали каменные глыбы, заготовки тех самых изумительных ваз, что сейчас стоят в Эрмитаже, а из цехов доносился гул – там шла работа.

Здания цехов безо всяких украшений (возможно, их перестраивали). Огромные проемы ворот, над ними мемориальные доски. Лишь круглой формы ниши и проемы небольших оконцев под барокко говорят, что эти здания XVIII века.

Не в силах сдержать свои чувства, я с пафосом обращаюсь к трем мужчинам, отдыхающим в тени зданий:

– Здесь делались шедевры, каких не знал мир!

– Да, да, – согласно кивают помятые мужики, как видно, не совсем трезвые. – Бывали времена!

Я заглядываю в дверной проем парадного крыльца, увешанного мемориальными досками, и в полутьме вижу уставившиеся на меня… бычьи морды. Вот тебе на: крыльцо и прихожую давно облюбовала скотина, устроив там тенистое стойло и загадив их навозом. Что же мы за народ: создаем шедевры, а потом затаптываем в грязь!

Кажется, у Горького есть эпизод взятия Зимнего в 17-ом году, и реакция неграмотных людей на великолепие царского чертога. Один из матросов долго разглядывал мраморную вазу, а затем, взгромоздившись, осквернил. Но там была злость. А здесь? Полное равнодушие к своей истории и самим себе, как к нации. К сожалению, это видишь везде…

Впрочем, не все так уж плохо. Бог с ними, с коровами и навозом! Главное, что целы здания. Когда-нибудь их восстановят в первоначальном виде. Восстановят все старинные механизмы, пилы, шлифовальные устройства. И это будет уникальный музейный комплекс.

– Да вы не удивляйтесь, – вывел меня из оцепенения голос Димы. – Это бывшая кузня, а вот в камнерезной одно время даже конюшня была.

Мы вошли в огромный проем ворот и очутились в полутьме настоящего демидовского завода. Свет еле пробивался сквозь закопченные окошки. Всюду грязь, закопченность и пыль двухвековой давности. Но здесь теплилась и какая-то жизнь. В одном из отсеков, почти во тьме, замечаю работающую большую дисковую пилу. Рабочий распиливает каменную глыбу на плиты.

– Это что, – говорит он, оторвавшись на минуту. – Вот там в углу, посмотрите, старинный станок. (Камни резали продольными пилами). Ему не меньше ста лет.

– А вот, глядите, новые корпуса, – показал Дима в глубину двора. – Хотите посмотреть? Сейчас как раз завод заработал. Недавно Лужков приезжал, интересовался цветными камнями для московского метрополитена.

– Нет, нет, – отказываюсь я, а сам думаю о том, что лучше бы Лужков взял шефство и помог организовать музей-заповедник “Колыванский шлифовальный завод”. Такой первоклассный музей мог бы объединять и воспитывать нацию. Нам есть чем гордиться!

На обратном пути навстречу шли автомашины с туристами, в том числе и иностранцами. В цивилизованных странах интересуются историей. Количество и состояние музеев в стране говорит о ее культуре. В США музеи, в том числе домашние, видишь на каждом шагу. Там берегут свою историю, гордятся ею. А мы? С другой стороны, замечательно, что сохранился почти весь ансамбль завода. И как это хорошо для нас, восточноказахстанцев, что всего в нескольких часах езды от Усть-Каменогорска находится столь знаменательное историческое место. Ведь Колывань – это не только прародина Рудного Алтая, это еще и связующее звено с великим искусством, с Эрмитажем.
Александр ЛУХТАНОВ.



"Дорога, ведущая к успеху, вечно обновляется. Успех — это поступательное движение, а не точка, которую можно достичь. Энтони Роббинс"

Related posts